Путевка в «Кресты» - Борис Седов

«Не стрелять, говоришь? — с каждой секундой все больше и больше закипал я. — Живым брать? Вот уж дудки! Ничего вам здесь, мусора, не обломится! Как ни крути, Анатолий Андреевич, а пострелять тебе сегодня придется. Ничего не попишешь, придется. Тут уж такие разборки, что или ты сейчас меня, или я тебя, падлу. Или-или, и никаких других вариантов. Вот только подойду еще на десяток шагов».

А он все так же стоял, небрежно облокотившись спиной о ствол березы. На губах играла ехидная ухмылочка. В руке стволом вниз был зажат «Макаров».

«Сейчас… Сейчас, падла. Еще чуть поближе, и поглядим, кто же из нас двоих ловчее…»

И в этот момент один из солдат спустил на меня собаку.

Она, словно выпущенная из катапульты, с места набрала максимальную скорость и устремилась ко мне, роняя на вереск белые хлопья пены. Сведя в кучу красные от жажды крови глаза. Выставив наружу желтые клыки. И до меня было не более десяти ее гигантских прыжков. Три секунды. Проклятье! Впрочем, я знал, как поступить с этой тварью.

Я даже и не подумал укрыться за деревом от этого цербера[51]или попытаться в последний момент, когда он уже совершит прыжок, отступить в сторону и достать его в бочину ножом. Нет, я действовал так, как меня учили. Правда, пока только в теории. Но ведь надо когда-нибудь проходить и практику. Я дождался, когда ротвейлер бросится на меня, и легко подался назад, без каких-либо помех позволил опрокинуть себя на спину. Возле лица клацнули мощные челюсти. А я уже поддел собаку под ребра ножом и вот тогда-то и напряг все свои мышцы, даже застонал от неимоверного усилия, но сумел довести до конца кувырок назад, перебросил через себя уже плотно насаженного, как на шампур, на длинное лезвие охотничьего ножа, ротвейлера. И уже через секунду снова стоял на ногах с окровавленным тесаком в правой руке. А в полуметре от меня корчилась в предсмертных судорогах мусорская собачка.

И тут же над головой вжикнули пули и одновременно с этим леденящим душу звуком моих ушей достигла короткая автоматная очередь.

— Не стрелять!!! — отчаянно заголосил кум. — Разин, ложись!

— Жди, — прошептал я. И уже громко добавил: — Иди на хер, Анатолий Андреич.

«Я лягу — меня сразу же скрутят. Хрен вам! Так просто вы не отделаетесь! Где ты там, кум? Я еще не свел с тобой счеты». — И я устремился на звук его голоса…

…И сразу попал под еще одну автоматную очередь. Пули выбили фонтанчики грязи из-под самых моих ступней. Я аж подпрыгнул. И был вынужден застыть на месте. И начал затравленно озираться по сторонам — как волк, попавший в облаву и не видящий ни единого выхода из оцепления красных флажков.

Метрах в десяти от меня из-за дерева вылез солдат и наставил мне в грудь автомат. Маленький зачмошенный солдат в грязном хэбэ, стоптанных сапогах и с настолько косыми глазами, что было странно, как он сквозь эти щелочки может хоть что-нибудь разглядеть. «Из местных, зараза косая, — промелькнуло у меня в голове. — На, здешние зоны любят брать самоедов.[52]Во-первых, неплохо знают тайгу. Во-вторых, тупы и послушны. В-третьих, отлично стреляют, с ружьем в руках чуть ли не с семилетнего возраста. А в-четвертых — и это, пожалуй, самое главное, — они особо не церемонятся, прежде чем открыть огонь по кому-то из зеков. Что пристрелить человека, что насадить на рогатину амикана[53]— для них, дикарей, все равно».

— Ложись, — спокойно попросил меня косоглазый. — Я тебя задержал, мне отпуск за это. Мне хорошо. И тебе хорошо. Не буду в ногу стрелять. Иначе…

— Слышь, ты, самоедина… — проскрипел я.

— Не стрелять!!! — надрывался метрах в двадцати от нас кум, но ближе подойти не решался. — Не стрелять, я сказал!!! Разин, ложись!

— Слышь, ты, пидарас, — передразнил меня солдат и опустил ствол автомата так, что он теперь смотрел мне в колено. — Не понял, что ли, что я тебя задержал? Ляж, или выстрелю.

Я захлебнулся от гнева. Все казавшиеся еще минуту назад самыми злободневными проблемы и долги мгновенно отошли на второй план. А на первом остался косоглазый ублюдок, которому надо было немедленно выставить счет.

Никто никогда не смел называть меня пидарасом! Потому что знали, что за этим последует. И вдруг какая-то грязная косая паскудина, еще вчера арканившая оленей, ни за что ни про что…

Да и пес с ним, с этим кумом! Пусть живет дальше! Все равно своей смертью не сдохнет! Я отменяю разборку с ним. У меня теперь есть должок поважнее.

И в следующую секунду я метнул нож в косоглазого. Одним из способов, которым меня обучили на зоне — «из-под юбки», то бишь снизу, почти без замаха. Промахнуться при этом — раз плюнуть, но зато противник обычно не видит момента броска. И если нож кинут точно, у жертвы нет ни единого шанса успеть от него уклониться. У самоеда и не могло быть никаких шансов! Я не промахнулся. А косоглазый, каким бы он ни был хорошим оленеводом и звероловом, все ж таки проморгал тот момент, когда я швырнул в него нож. И тяжелый «охотник» впился в живот чрезмерно самоуверенного солдатика. «Bay, прямо в печень», — взглядом специалиста оценил я ранение и поспешил сразу же бросить свое тело в сторону, совершил кувырок через голову и укатился за дерево. И вовремя. Вслед мне прогремела длинная автоматная очередь. Отличный стрелок, легко попадающий дробинкой белке в глаз, на этот раз опустошил магазин в молоко, после чего решил, что пора подыхать, и хлопнулся в заросли вереска. А я тут же прикинул, а не успею ли добежать до него и опять завладеть ножом. Нет. Поздно. На меня уже неслась целая армия. И с поводка спустили второго ротвейлера.

«Хотите сказать, что я вам все же достался живым, — подумал я. — Хрен! — И сломя голову припустил к болоту. — Или я потону в трясине, или вы меня расстреляете, пока буду ее искать. Одно из двух. Предоставляю на выбор. Правда, есть еще третье: может быть, кто-нибудь хочет полезть в болото за мной? Ха-ха!»

Я выскочил на берег, опередив гнавшуюся за мной по пятам собаку буквально на пару секунд. И сразу с разбегу влетел в ледяную, совершенно черную воду аж по колено. Ротвейлер же благоразумно остался да берегу. Лишь пару раз гулко гавкнул мне вслед. А я тем временем очень спешил отойти подальше-поглубже. И удивлялся, обнаружив, что ступаю своими босыми ногами по совершенно твердому скользкому дну. «Наверное, донный лед, — предположил я. — Не успел растаять с зимы». И, поднимая фонтаны брызг, двигал подальше от берега.

— Разин, стоять! — раздался у меня за спиной вопль кума. Но в воду он за мной не полез. И попридержал своих рвущихся в бой солдат. — Стоять, я сказал! Стреляю!!!

— Стреляй! — огрызнулся я и выбрался на относительно сухое место — этакий островок с несколькими кривыми березками и кочками, усыпанными брусничником. Здесь можно было прибавить шагу. А до берега, на котором столпились мои преследователи, было уже более полусотни метров.