Путевка в «Кресты» - Борис Седов

Все предстартовые напутствия Кости Араба я выучил наизусть еще месяц назад. И они уместились в несколько лаконичных фраз: к кому обращаться в Кослане, если вдруг что-то случится с проводником; куда и как отходить по запасным направлениям, если вдруг и с Косланом выйдет облом; несколько адресов; пара паролей… Вот, пожалуй, и все. Ничего с такой оказией, как мы,

смотрящий передавать на волю не стал. Ему для этого доставало маляв, которые уходили из зоны более надежными путями.

А вся суета, которая обычно сопровождает сборы в дорогу, свелась к тому, что Блондин немного понапрягал меня составить ему компанию и выпить на посошок.

— А завтра с похмелья отправляться в бега? Сидеть под водой и дышать через трубочку? Нет, — решительно отрезал я. — Ни ты, ни я не выпьем сейчас ни глотка.

— Да ладно…

— Ты разве не понял? — повысил я голос.

— Не понял, Блондин? — продублировал меня Костя Араб. — Спиртное, пока не дойдете до места, только в лечебных целях. А прописывать его и тебе, и комяку будет Коста. Он врач. И он старший. Усвоил?

Блондин молча вздохнул.

— Усвоил?!!

— Да.

— Вот и отлично. Доставай шахматы.

И они весь вечер, как ни в чем не бывало, просидели за шахматами. А я валялся на шконке с книжкой в руках, пытался усвоить хоть что-нибудь из прочитанного, но не мог удержать в голове ни строчки. В предвкушении завтрашнего побега меня, к моему удивлению, начал бить легкий мандраж. Я прямо-таки ощущал адреналин, который пропитал мою кровь. Поражался: давненько со мной подобного не бывало. Боялся, что не смогу заснуть. И завидовал спокойному, словно Будда, Блондину.

— Сдавайся. Чего тянуть, — довольно хихикал он и чесал голое мускулистое брюхо. — Чего-то нынче ты в расслабоне, братан.

— Зато ты слишком сосредоточен, — недовольно бурчал в ответ Костя Араб. Он опрокидывал на доску своего короля, и «гроссмейстеры» начинали расставлять фигуры по новой. — Нет, сейчас я тебя обязательно сделаю.

Но состязаться с Блондином в тот вечер было бессмысленно. Он был в ударе. Он обыграл бы хоть Крамника, хоть Ананда. И к тому моменту, когда я наконец заснул, смотрящий сливал ему с сухим счетом. То ли 0:5, то ли 0:6. Точно не помню.

Растолкать наутро Блондина оказалось непросто. Но я решительно выдернул его из постели.

— Десятый час. У Абаса скоро все будет готово. Забыл, что сегодня за день?

— Вот ведь бля-а-а, — заныл Блондин, по-детски протирая кулачками-куваддочками заспанные глаза. — Красный день календаря. Всем ментам по сухарям. Всей братве по пряникам.

Я вручил ему здоровенный кус топленого жира, завернутый в вощеную бумагу. — На, держи пряник. Намазывайся. По-быстрому. — Времени децл. — И, стянув с себя все белье, начал тщательно втирать в кожу неприятную на ощупь холодную массу. Вот уж раньше никогда не подумал бы, что это занятие может вызывать столь поганые ощущения. Хотя кое-кто из тех, что до сих пор живет в ярангах и чумах, так не считает. Им это все по-приколу. Им тюленье сало заменяет и косметику, и шампунь…

Со своим «туалетом» мы справились минут за пятнадцать. Жира хватило с избытком, и стоило нам надеть на себя трусы и футболки, как он тут же обильно проступил через них наружу. Выглядели мы в этот момент, как… Ладно, не будем об этом.

— Ну, вы и чмошники. — Смотрящий был точно такого же мнения, что и я. И не постеснялся высказать это мнение вслух. Он лежал на своей кровати с хромированными спинками и откровенно прикалывался, взирая на нас. — Наденьте трико, а то ведь сало через робу проступит. Мусора сразу смекнут, куда собрались… Нет, ну и шмонить же завтра будет от вас!

Потом он поднялся и принялся нарезать бутерброды, запаривать чифир. Что-то на моей памяти Араб в первый раз решил подписаться в бытовые заботы. Обычно все это было возложено на меня и Блондина. Впрочем, сегодня нам было совсем не до готовки. У нас «красный день календаря».

— К столу не приближайтесь. Все здесь загадите. — Когда мы влезли в робы и сапоги, Араб уже высыпал в кружку заварку, нарезал колбасу и чернуху. — Руки хоть тряпкой протрите. И похавайте плотно. С набитым брюхом в холодной воде, я так понимаю, всяко попроще. Да, Коста?

— Да, — буркнул я, набивая рот хлебом. И не к месту подумал о том, что если таким вот набитым брюхом кто-то из нас словит пулю, то перитонит обеспечен. Но поесть все-таки надо. Обязательно выпить чифиру. И сразу же после этого на бодряках отправляться на акцию. И глядишь, удастся продержаться под водой необходимое время.

Когда мы закончили с завтраком, на часах было уже пятнадцать минут одиннадцатого. А первый за день буксир подходил к зоне и утаскивал лес вверх по реке обычно в промежутке между одиннадцатью и полуднем. Мы вполне успевали, но на раскачку и долгие проводы времени уже не оставалось. Я быстро рассортировал по карманам свою скромную аптечку, нацепил под клифт ножны с «охотником». Блондин запихал в сапог шабер, подошел к двери и замер возле, поджидая меня.

— Все, мы пошли, — произнес я.

— Погоди… Присядем, братва, — вздохнул Араб и ткнулся задом в роскошный, вырезанный в столярке вручную стул. — Перед дальней дорогой, говорят, полагается. Обниматься я на прощание с вами не буду. Уж извините, но больно вы сальные. А вот слово промолвлю… Хорошо с вами было, братва. А вот только без вас будет лучше. — Он перехватил мой удивленный взгляд и расплылся в улыбке. — А ты не гляди, ты дослушай. Дослу-у-ушай… Так вот, без вас будет лучше, когда узнаю, что добрались нормально. Что приняли вас хорошо. Что ксивы вам выправили. Что все у вас, короче, срослось. Потому как не место вам в этой клетушке. — Смотрящий картинно обвел рукой «спальню». — Не место вам здесь вообще. Дела вас ждут на материке. Особливо тебя, Костоправ. Езжай в Петербург, да давай мочи там своих пятерых. Всех по списку. И не спеши только, не горячись, делай все так, чтобы понять они, пидарасы, успели, кто к ним пришел да с какими предъявами. Все чтобы осознали. Мне потом отпишешь про это. А я уж, старик, здесь буду чалиться да малявы ждать от тебя… Ты же, Блондин, гляди, не зарывайся. Не бухай да не лезь в беспредел. Живи по понятиям. И все будет ништяк. Братва не оставит. — Араб помолчал, пожевал по-стариковски губами и, не придумав, что еще можно сказать, решительно поднялся со стула. — Ну, все. Что хотел, то промолвил. Отправляйтесь с Богом. Удачной дороги. — И он украдкой, словно стесняясь того, что делает, сотворил несколько православных крестов в нашу сторону.

Мы вышли из барака и, тихо-мирно беседуя о какой-то пустой ерунде, неторопливо пошли по направлению к бирже — так, как последнее время прогуливались почти каждое утро. Так, как давно приучили к этому и братву, и охрану. И сегодня мы всем были до фонаря. Никто не обращал на нас никакого внимания. Не было заметно вокруг ни единого цирика, и лишь караульные с вышек провожали нас пустыми скучающими взглядами. Не потому, что мы чем-нибудь возбудили их сонливую бдительность. Просто надо же было им на кого-то смотреть.