Ночь и город - Джералд Керш

— Увидишь, — отвечал Фабиан.

— Послушай, — сказал Адам, — позволь мне быть судьей на этом поединке.

— Я сам буду судьей, — отозвался Фабиан и улыбнулся Носсероссу. — Он до смерти боится, что Али…

— Дело вовсе не в этом. Ты прекрасно знаешь, что старый Али уже никуда не годится. Ему ни за что не победить. Все, что у него осталось, — это его гордость. У него только один глаз. Им движет лишь вера в собственную непобедимость. А теперь ты ставишь его против парня, который моложе его на сорок лет. И не стыдно тебе?

— Желаешь сделать ставку? — спросил Фабиан с ухмылкой.

— С тобой в качестве судьи? — отозвался Адам. — Нет уж, спасибо.

— Ставку? — переспросил Носсеросс. — Ты что, спятил? Собачьи бега — грязная штука, с боксом не все чисто, то же самое на скачках… Но борьба! Честных поединков не было уже лет сорок.

Фабиан вызывающе ухмыльнулся в лицо Адаму.

— Я так и думал, что ты побоишься ставить на Али, — проговорил он.

— На кого ты поставил?

— Сорок на Кратиона.

— Согласен, — сказал Адам. — Ставлю два фунта против твоих сорока.

— По рукам.

— Идиот! — воскликнул Носсеросс, когда Фабиан ушел. — Зачем ты позволил ему вытянуть у тебя два фунта?

— Зря вы так думаете. Старый Али не сдастся, пока в его груди бьется сердце. Но я бы не пожалел и десяти фунтов, чтобы отменить этот поединок.

Хелен только что проснулась: разгоряченная, посвежевшая, зарядившаяся новой энергией, словно мощная батарейка. Она схватила Адама за руку горячими, как огонь, пальцами и сказала:

— С добрым утром! Поцелуй меня!.. Еще раз!.. А теперь скажи мне, какая у тебя выдалась ночь?

— Носсеросс хочет сделать меня управляющим.

Хелен села на постели и вскрикнула от радости:

— Не может быть! Управляющим? Нет, правда? Господи, ведь это десять, а то и целых двенадцать фунтов в неделю!

В ее веселье было что-то заразительное. Адам засмеялся и сказал:

— Я буду получать комиссионные, третью часть доходов.

— Третью часть! Нет, ты, наверное, шутишь. Скажи мне честно: сколько?

— Честное благородное.

— Но… Он наверняка зарабатывает по меньшей мере сотню фунтов в неделю!

— Полторы сотни.

— Выходит, ты будешь получать пятьдесят фунтов?

— Что-то вроде того.

— Адам! — вскричала Хелен и порывисто обняла его, прижав его голову к своей груди. — О Адам! Мой мальчик!

— Осторожно, задушишь…

Он снял с себя одежду и забрался в постель.

— Пятьдесят фунтов в неделю! О Адам! — Она постучала кулачками по его груди, а затем выскочила из постели и, швырнув в угол ночную сорочку, затанцевала по комнате, вскидывая руки и ноги в вакхической пляске. Потом снова легла в постель, повизгивая от счастья, и принялась пощипывать его за щеку, пока он не вскрикнул:

— Эй, полегче! Больно ведь!

— Холодно… — Она укуталась в одеяло и прижалась к Адаму, дрожа всем телом. — Не правда ли, это просто чудесно? Что-то, я смотрю, ты не очень этому рад, дорогой.

— Да нет, я рад. Мы сможем подкопить денег. Это здорово.

— Здорово? Да ты просто прелесть! Милый мой!

— Тсс! Хочешь, чтобы тебя услышала миссис Энгвиш?

— Скоро мы будем далеко отсюда: от этой конуры и от миссис Энгвиш. О, Адам, ты просто чудо. Господи, и почему ты такой необыкновенный?

«Что с людьми делают деньги! — подумал Адам. — Да если бы я даже изваял элгиновские мраморы[34]одним ударом кулака, она не была бы так довольна…»

И он неловко пошутил в ответ:

— Это у нас семейное.

Сидя в кабинете «Чемпионов Фабиана», Фабиан нетерпеливо постукивал по полу каблуком, в то время как Фиглер монотонно гудел в телефонную трубку:

— Да… Я хочу заказать еще флаги с надписью «Боже, храни Короля», около двенадцати гроссов. У вас они есть? Двенадцать гроссов «Боже, храни Короля». И около двух гроссов «Боже, благослови Их Величества». Тогда шесть гроссов «Юнион Джек»[35]по три пенса и пятьсот маленьких овальных портретов короля и королевы… Ладно, да, хорошо. Да, это все… — Повесив трубку, он обратился к Фабиану: — Эти убранства к Коронации расходятся как горячие пирожки. У меня двадцать пять девушек мастерят маленькие фигурки короля Георга и королевы Елизаветы, которые можно носить в петлице; и конца и края не видно. Но картонные перископы — разве на них что-нибудь заработаешь?.. Забавно, Гарри: в этом городе крутятся огромные деньги, надо только уметь их раздобыть.

— Придешь сегодня на поединок?

— Сегодня ведь бьется старый Али? Бедный старик. Да, кстати, Гарри. Ты обещал тому черному парню красный шелковый халат. Купи ты ему эту вещь! С такими людьми шутки плохи: эти черные, они настоящие дикари. Он повсюду таскает с собой бритву, и у него бешеный нрав. Всего за пятнадцать шиллингов ты будешь чувствовать себя в безопасности и, кроме того, поступишь как джентльмен. Зачем нарушать обещание, когда его выполнение обойдется тебе всего в несколько шиллингов?

— Может, ты и прав. Ладно, через несколько дней мы все равно прикроем эту лавочку. Но, право, мне даже жаль, мы ведь только начали…

В кабинет вошел Душитель с кожаным саквояжем в руках.

— Гарри, ну достал ты его?

— Халат? Да, конечно, завтра можешь его забрать.

Глаза Душителя вдруг налились кровью. Фиглер, заметив это, поспешно добавил:

— Дело в том, что они неправильно написали твое имя. Им ведь пришлось вышивать его специальными золотыми нитками, и они сделали ошибку в слове «Душитель». Завтра, скорее всего, ты получишь свой халат.

— Завтра он должен быть у меня.

— Будет, будет, — закивал Фабиан.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Скажи: «Перережь мне глотку, если я вру».

— Перережь мне глотку, если я вру. А теперь проваливай.

— Ну ладно, — сказал Душитель и вышел.

— Не нравится мне, как он это сказал, — проговорил Фабиан. — Ну хорошо… Черт, я должен бежать в зал… Эй, Душитель, погоди! Я подвезу тебя на такси… Ты идешь, Джо?