Женская война - Александр Дюма

— Ваши слова сделали бы меня счастливейшим человеком, если б ваша бледность и смущение не говорили мне, что вы ждете меня не ради меня.

— Да, барон, вы правы, — продолжала Клер с прелестной своей улыбкой, — я хочу еще раз быть у вас в долгу.

— Чем могу служить?

— Избавьте меня от опасности, которой я еще сама не знаю.

— От опасности?

— Да. Погодите.

Клер подошла к двери и задвинула засов.

— Меня узнали, — сказала она.

— Кто?

— Какой-то человек, я не знаю его имени, но лицо и голос его мне знакомы. Мне кажется, я слышала его голос в тот самый вечер, как вы получили в этой комнате приказание ехать в Мант. Мне также кажется, что я узнала его лицо в Шантийи в тот день, когда я заменила принцессу Конде.

— Так кто же он?

— Должно быть, агент герцога д’Эпернона и потому, наверно, наш враг.

— Черт возьми! — сказал Каноль. — И вы говорите, что он узнал вас?..

— Я в этом уверена: он называл меня по имени, уверяя притом, что я мужчина. Здесь везде офицеры королевской партии. Все знают, что я принадлежу к партии принцев, и, может быть, рассчитывали помешать мне. Но вы приехали, и я ничего больше не боюсь. Вы сами офицер, тоже сторонник королевской партии, стало быть, будете моим щитом.

— Увы, — проговорил Каноль, — я боюсь, что смогу предложить вам только защиту и покровительство моей шпаги.

— Что это значит?

— С этой минуты я уже не служу королю.

— Правда ли это? — вскричала Клер в восторге.

— Я дал себе слово послать просьбу об отставке из того места, где встречу вас. Я встретил вас здесь, и просьба моя полетит из Жольне.

— О, вы свободны! Свободны! Вы можете присоединиться к партии честной, справедливой, вы можете служить делу принцев, а значит, делу всего дворянства… О, я знала, что такой достойный дворянин, как вы, непременно вернется на прямую дорогу.

Клер протянула Канолю руку, он поцеловал ее с радостью.

— Как же все это случилось? — спросила виконтесса. — Расскажите мне все подробно.

— О, рассказ мой не займет много времени. Я заранее написал из Шантийи Мазарини о том, что произошло, то есть о бегстве принцессы. Когда я приехал в Мант, пришло приказание явиться к нему. Он назвал меня слабоумным, я отвечал ему тем же. Он засмеялся — я рассердился. Он повысил голос — я выбранил его. Я воротился домой, ждал, не пошлет ли он меня в Бастилию, но он хотел, чтобы я одумался и выехал из Манта. Действительно, через двадцать четыре часа я одумался. И этим я обязан вам: я вспомнил ваше обещание и не хотел, чтобы вам пришлось ждать меня хотя бы минуту. Тут, получив свободу, сбросив с себя ответственность, обязанности, оторвавшись от своей партии, я помнил только одно: любовь мою к вам и возможность говорить вам о ней громко и смело.

— Так вы лишились чина ради меня! Так вы впали в немилость ради меня! Разрушили свою карьеру ради меня! Ах, дорогой господин де Каноль! Чем заплачу я вам за все эти жертвы? Как докажу вам мою благодарность?

В глазах виконтессы заблестели слезы, на устах ее заиграла улыбка. Это вознаградило Каноля за все, он упал к ее ногам.

— Ах, виконтесса… Напротив, с этой минуты я богат и счастлив, потому что поеду за вами, никогда с вами не расстанусь… Буду счастлив, потому что буду вас видеть, буду богат вашей любовью.

— Так вас ничто не удерживает?

— Ничто!

— Так вы полностью принадлежите мне? Оставляя себе ваше сердце, я могу предложить принцессе вашу шпагу?

— Можете.

— Так вы уж послали просьбу об отставке?

— Нет еще, прежде я хотел повидаться с вами, сейчас пойду и напишу… Мне хотелось этого счастья — исполнить вашу волю.

— Так пишите! Пишите поскорее! Если вы не пошлете просьбы, то вас сочтут перебежчиком. Надо даже подождать ответа и потом уже принимать решительные шаги.

— Милый маленький дипломат, не бойтесь! — отвечал Каноль. — Королева даст мне отставку, и притом с большой радостью. Ведь она и кардинал помнят мою неудачу в Шантийи. Не они ли сказали, — прибавил Каноль с улыбкой, — что я слабоумный!

— Да, но мы заставим их изменить мнение о вас, будьте покойны. Ваша неудача будет иметь более успеха в Бордо, чем в Париже, верьте мне. Но пишите просьбу, барон, пишите скорее, чтобы мы могли поскорее уехать. Признаюсь вам, барон, я не чувствую себя безопасно в этой гостинице.

— О чем вы говорите? О прошедшем? Неужели воспоминания пугают вас так сильно? — спросил Каноль, с любовью осматриваясь вокруг и устремляя глаза на небольшой альков с двумя кроватями, уже не раз привлекавший его взор.

— Нет, я говорю о настоящем и боюсь совсем не вас. Теперь уж вы не испугаете меня.

— Так кого же вы боитесь? Что пугает вас?

— Ах, Боже мой, я и сама не знаю.

В эту минуту, как бы в оправдание страха виконтессы, раздались три торжественных удара в дверь.

Каноль и виконтесса замолчали, глядя друг на друга с беспокойством.

— Именем короля, отворите!

И тотчас тоненькая дверь вылетела. Каноль хотел броситься к своей шпаге, но ее уже взял незнакомец, вошедший в комнату.

— Что это значит? — спросил барон.

— Вы барон де Каноль?

— Разумеется.

— Капитан полка де Навайля?

— Да.

— Посланный по поручению герцога д’Эпернона?

Каноль кивнул головой.

— Так именем короля и ее величества королевы-регентши я арестую вас.

— Где приказ?

— Вот он.

Каноль взглянул на бумагу и, отдавая ее, сказал:

— Но, сударь, мне кажется, я знаю вас.

— Черт возьми, знаете ли вы меня! Не в этом ли самом селении, где я вас сегодня арестовываю, я вручил вам приказание герцога д’Эпернона ехать в Париж с поручением ко двору? Все счастье ваше заключалось в этом поручении, сударь; вы упустили случай, тем хуже для вас.

Клер побледнела и опустилась в кресло; она тоже узнала нежданного гостя.

— Мазарини мстит за себя! — прошептал Каноль.

— Поедемте, сударь, — сказал Ковиньяк.

Клер не могла приподняться. Каноль, казалось, лишился рассудка. Несчастье его было так велико, так тяжело, так неожиданно, что подавило барона. Он опустил голову и покорился судьбе.

В то время слова «Именем короля!» производили магическое действие, и никто не мог бы подумать о сопротивлении.