Реверс жизни, или Исповедь миллиардера - Александр Кучаев

Сознание выловило рассказ о тибетском монахе, целый год не принимавшем пищу и ограничивавшемся лишь несколькими стаканами тёплой воды.

Медики только разводили руками, не понимая, что происходит с человеком, которого они наблюдают, и за счёт каких ресурсов функционирует и выживает его организм.

Ему, морпеху и штурману, тоже надо выжить, но для этого требуется тепло, очень много тепла. Того самого, которого сейчас так не хватает. Тепла, а лучше сильного-пресильного жара. Чтобы согреться и прийти в себя. Встать на ноги и начать поиск выхода из преисподней, в которой он оказался. И раз этого тепла нет в окружающем воздушном пространстве, он должен сотворить его своим сознанием. Как тибетские монахи, закованные во льдах.

В голове поплыли «кадры» из жизни, когда ему было жарко, очень жарко. Когда высокая температура воздуха доводила до изнеможения, чуть ли не сводила с ума и уже не оставалось сил терпеть её. Такое не единожды случалось при пересечении их судном экватора.

Как же, он хорошо помнит и палящие солнечные лучи, и раскалённый тропический воздух.

Но нет, то, что происходило в море, сущие пустяки, ничтожная малость по сравнению…

Самое серьёзное довелось испытать за годы до морских рейсов в далёком южном предгорье, в тот день, когда их разведгруппа нарвалась на засаду. Он до мелочей помнит, как всё тогда начиналось, как они шли боевым порядком «трилистник» углом вперёд с целью обнаружения противника и как угодили в умело поставленную фланговую засаду.

…Ему привиделось, как он лежит на дернине, а в сотне метров за спиной – строжкий пулемёт душманов, заставивший его упасть на тот лужок. Пули по касательной задели каску и прошили воротник камуфляжа, лишь чуть-чуть оцарапав шею. Падение же было до удивления естественное, картинное, словно очередь в самом деле нашпиговала его свинцом вдоль и поперёк.

Воспоминания вернули Гудимова в прошлое. А может, он просто попал в петлю времени и, наоборот, это прошлое явилось к нему. Явилось, чтобы сплестись с настоящим и заставить заново переживать давно пережитое.

Наверняка пулемётчик подумал, что он убит, и потому не ударил по нему второй раз. Но, конечно же, он продолжал держать под прицелом и его, и луг, и всю ближайшую местность.

Морпехи, товарищи Николая по оружию, скатились с каменной осыпи, по которой поднялись минуту назад, их не видать, и там, за косогором они в полной безопасности.

До этой осыпи, как и до пулемёта, тоже метров сто. Ближайшее же укрытие справа, метрах в двадцати от него. Вон эти кустики и бугорок с неглубокой ложбинкой за ними. Не больно надёжное местечко, конечно, но всё же лучше открытой луговины. Только он не сделает и пяти шагов, как пулемётчик подловит его и тогда уложит наверняка. Да что шаги! Стоит только шевельнуться, подать хоть один признак жизни, и…

Надо лежать. В позе трупа. Хотя мышцы затекают всё сильнее и находиться в одном и том же положении становится невыносимой пыткой.

Ещё больше мучений доставляла неимоверная жара, установившаяся в тот день. Градусов сорок, наверное, было, а может, и больше сорока.

Морпех чувствовал, как медленно истекает потом. Однако камуфляж оставался сухим – палящие солнечные лучи мгновенно испаряли малейшие проявления влажности в ткани.

Организм сопротивлялся, пытаясь испарением воды избавить себя от перегрева. Мокрым было всё лицо. И лоб, и виски, и обе стороны носа, и подбородок… Капельки влаги скопились возле бровей. Ну и кисти рук, конечно, были влажными.

Но это была лишь небольшая подготовительная прелюдия, не такая уж страшная. Мухи… Сначала появилась одна, за ней другая. Потом, кажется, ужасные насекомые облепили все открытые участки тела – и лицо, и шею, и ладони, и каждый палец. И веки. И губы. К мухам присоединились слепни; они тоже вонзили в живую плоть свой острый режуще-сосущий ротовой аппарат.

На запах выступившей крови прилетали всё новые и новые особи из семейства двукрылых.

На ум пришли известные слова:

Солдату или офицеру, упомянутому поэтом, можно было только позавидовать. Конечно, был полдневный жар и солнце опаливало жёлтые вершины скал и обжигало самого бойца, но он ничего не чувствовал, потому как к тому времени уже спал мёртвым сном.

Ему же, Николаю Гудимову, двадцатилетнему парню из Минуринска только ещё предстояло погрузиться в вечное забвение. И оно было бы сладким освобождением от затянувшегося истязания.

В вечный покой погрузиться легко, и ускорить это мгновение проще простого. Стоит только шевельнуть рукой, чтобы отогнать насекомых, пьющих кровь, как недремлющий пулемётчик всадит в него целую очередь. Чтобы уделать гарантированно и стопроцентно.

Но, кажется, мучения начали отступать, и вместо них развилось нечто похожее на затяжной, непрекращающийся шок.

Как реакция организма на стрессовую ситуацию пришёл общий адаптационный синдром, при котором тело не чувствует уже ничего и даже исчезает восприятие времени и пространства. И собственного естества.

А потом возникло присутствие тяжёлого раздавливающего свинца, и абсолютно не стало воздуха, а был только нестерпимый расплавленный пламень.

Солнце медленно, неохотно стало клониться к горизонту и в конце концов потонуло за позолоченными вершинами скал, заслонявших западную часть небосвода.

С наступлением полной темноты морпех сумел привести в движение застывшие мышцы; превозмогая тонны физиологической тяжести, поднялся на четвереньки, встал на ноги и, пошатываясь, потащился к своим.

До укрытия оставалось метров пятнадцать, как раздался негромкий оклик. Гудимов не расслышал, и оклик повторили более тревожно.

Он отозвался едва слышимым хрипом. Затем, сделав ещё несколько шагов, покатился с осыпи. Его подхватили бойцы, находившиеся внизу.

– Мы думали, тебя убили, – сказал комвзвода лейтенант Черепанов. И кивнул на морпехов, стоявших рядом: – Вот, собрались уже идти за тобой, вытаскивать, – лейтенант рассмеялся и дотронулся до него рукой. – А наш Гудяш сам заявился – собственнолично, на своих двоих! Однако упал ты, когда по нам саданули, как подкошенный. И хоть бы шевельнулся разок за весь день! На той стороне, – кивок на позиции душманов, – тоже, видать, подумали, что ты убитый, а то бы…

Лейтенант снова легонько коснулся его плеча.

– Как ты, цел? Не сильно зацепило? А морда-то у тебя! Чернее, чем у негра.

Лицо и кисти рук Гудимова в самом деле были черны. От коросты из запёкшейся крови. Так его искусали злые насекомые.

– Дайте напиться, – прохрипел морпех, возродившийся из небытия.