Грани сна - Дмитрий Калюжный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мало ли! У тебя тут кот был.
– Барсик сбежал, и потом, он был непьющий.
– А сама ты видела привидение?
– Издаля видела. Вблизи нет, врать не буду. А пожарный Федя Якось видел и вблизи.
– Да он пьяный был.
– Это вы говорите, что пьяный. А он говорит, что трезвый. И ещё заслуженная Ксенофонтова видела.
– Выдумывает! Спрашивали: где видела? – нет, не отвечает. Точно врёт.
– А как же ей ответить, если она в дальнюю декорационную ходила, на свиданку с Васей Краснознаменским.
– Да ты что?! С Васькой?
– Вот, крест святой.
– Ведь он женатый. Вот гад. И давно они?
Ульяна встала, открыла форточку. Она подтопила комнату своей газовой печечкой, стало жарко – а с форточки хоть немножко потянуло прохладой. Ноябрь начинался тёплый, днём в тени бывало до десяти градусов, но сейчас уже ощутимо холодало.
– Дверь тоже приоткрой, – попросила Мария. – Запарилась я здесь у тебя.
– Давно ли у них, нет ли, этого я не знаю, – сказала Ульяна, приоткрыв дверь и садясь на место. – Но иногда после спектакля останутся, и цыр, цыр, цыр, тихонечко. А я ж тут прибираюсь опосля всех, слышу. Так что не сумлевайся, живёт у нас на театре привидение. Ходит в том балахоне, в котором у прошлом сезоне Офелию в пруду топили. Ты в той постановке служанку играла. Слушай, а почему тебе Офелию не дали? Везде ваш главный суёт эту Корсакову. Из тебя бы вышла чудесная Офелия!
– Так что с балахоном-то?
– Я девчонкам-костюмершам сказала, они проверили, и точно, пропал у них балахон.
– Но призрак, он же бестелесный дух? Зачем ему еда и балахон?
– Вот, видишь, бестелесный дух. А говорила, ду́хов нет, и что бывает один только исторический материализм. А вот оно как обернулось. Бестелесный, а пожрать горазд.
– Должно быть материалистическое объяснение, – убеждённо сказала Мария.
– Я с вахтёршей обсуждала, с тётей Валей, – ответила на это Ульяна. – Говорит, явления ду́хов, это промысел Божий. С целью спасения и исправления человеков. Дух добрый приходит к добрым людям, а ежели демон какой, то к развратным и греховным.
– А этот какой? Добрый?
– Ой, Машка! Кто в наш театр доброго пришлёт. Пирожное вчерась украл. Я уж собралася было пойти в… – не договорив, она неожиданно смутилась и смолкла.
– Куда это ты собралась идти? – с подозрением спросила Мария.
– В церкву! – решительно рубанула Ульяна. – А что? Надо грехи отмолить. Но не ходила пока, нет.
– Смотри у меня! Мы же тебя собираемся в ряды принимать.
Ульяна засмеялась:
– И рада в ряд, да грехи…
Договорить она не смогла – слова застряли в горле, поскольку в этот момент дверь слегка заскрипела, и в узкую щель протиснулась фигура в балахоне. Из воротника белого одеяния торчали завёрнутые в тряпицу позвонки шеи, а выше череп, местами прозрачный. Зрачки вытаращенных глаз практически не имели цвета. Кисти рук, слегка прикрытые рукавами балахона, тоже были от скелета, костяные, а ноги ниже подола обуты в войлочные сапожки Фирса из спектакля «Ви́шневый сад». Привидение опиралось на длинную, выше головы, палку, которую держало в правой руке.
Покачиваясь, оно медленно прошествовало к окну, закрыло форточку и чихнуло. Потом так же медленно отправилось в обратный путь. Уже в дверях остановилось, погрозило девушкам костлявым пальцем, ещё раз чихнуло и скрылось за дверью.
– Ну, что я говорила?! – торжествующе закричала Ульяна. – Точно, балахон Офелии. Мне ли не знать! Корсакова после сцены, где Лаэрт с Гамлетом дерутся в могиле, а её тащат на кладбище, завсегда ко мне прибегала. Психика у ей такая. Как похоронят её, сразу ей надо что-нибудь съесть. А? Маша! Маша!
Мария, сомлев, кулем сидела на стуле и не отвечала.
* * *
Полковнику Хакету и о. Мелехцию уже приходилось выступать в роли призраков. Они участвовали в самых первых опытах гениального изобретателя доктора Гуца, а тот поначалу отправлял их в недалёкое английское прошлое – в XIX век; они неизменно попадали туда как раз в виде призраков и развлекались, пугая людей.
Высадка их на пустынный ночной причал морского порта Ленинграда, в октябрь 1934 года, прошла буднично. Специалисты 2057 года, выбирая день и час их отправки, пересмотрели сотни фотографий и тысячи метров киноплёнки. Так что тайверы знали, что их ждёт. В порту, конечно, были люди – кто-то занимался погрузкой, кто-то охраной, но эта парочка вывалились из будущего в настоящее незаметно для них. С одной стороны их закрывал от обзора сломавшийся тут два дня назад грузовик – присутствие которого было аналитиками учтено. С другой – брошенная лишь вчера, из-за того же грузовика, большая катушка с канатами: её, не довезя до места назначения, скинули с телеги, чтобы забрать, когда починят грузовик.
От этой дороги тянулась полоса причала, заставленная ящиками, контейнерами и вообще непонятным хламом. Дальше растопырились кусты и деревца в количестве пяти кустов и семи хилых деревьев, и тянулись одноэтажные постройки, в которых располагались конторы: складская 1-я, ремонтная, складская 3-я, складская 4-я, а также пропиточная база, слесарня и отдел статучёта. Были тут и ещё какие-то непонятные отделы и подотделы, но Хакет с о. Мелехцием не узнали сути их занятий, потому что табличек на них не было.
Причина, которая заставила их ломиться во все подряд запертые двери, была проста: ночной холод. Они-то рассчитывали, что осень 1934-го тёплая; в последние дни октября воздух в городе прогревался днём больше, чем на 17 °C. Но это – в городе днём, а на берегу зябкого Балтийского моря, да ещё под утро, при сильном ветре, они рисковали промёрзнуть насквозь, не начав выполнение задания.
Первой неприятностью, которую они обнаружили, оказавшись в 1934 году, было то, что размеры фантома о. Мелехция не соответствовали ожидаемым. Если Хакет, как оно и должно было быть, превратился в полупрозрачного призрака ростом с человека, то его напарник оказался ростом с локоть. Но зато со вполне пропорциональной фигурой, плотненький и ладненький!
– Пршдзбрзын, – произнёс Хакет, трясясь с ног до головы. Обычно речь призрака сопровождало позвякивание на звонких согласных, и пошипливание на глухих. При определённом навыке речь эту можно было разобрать. Но в холодное утро октября 1934 года полковник вдобавок стучал торчащими наружу зубами, и даже опытный о. Мелехций ничего не понял. Пока Хакет наваливался на все двери подряд, пытаясь проникнуть внутрь, в тепло, он подобрал относительно сухую газету и завернулся в неё.
Наконец одна дверь поддалась. За нею был короткий коридор с горящим плафоном и ещё несколькими дверьми; эти были заперты надёжно. Пришлось им прятаться в коридоре. Отец Мелехций шуршал газетой, пытаясь одновременно и греться в ней, и читать её же; Хакет беспрерывно шипел и звенел, излагая какие-то соображения о ситуации. Он казался почти безумным. Впрочем, и раньше было известно, что умственные способности призраков ограничены.