Позволь мне солгать - Клер Макинтош

Нельзя было помогать ему исчезнуть.

Если бы только это было возможно, ничья помощь мне бы не потребовалась.

Вот только ничего не вышло бы.

На практике один человек бы не справился. Одну машину надо было оставить на Бичи-Хед, на второй уехать. Подделать показания свидетелей, скрыть следы, уничтожить улики. Даже вдвоем это оказалось нелегко.

Мы могли попросить Анну помочь. Могли все ей рассказать, пообещать все что угодно, если она солжет ради нас. Но разве можно было вовлекать ее во все это, портить ей жизнь, как была испорчена моя? Ни за что!

А теперь она все равно погрязла в этом.

Она напугана. Мне это не нравится, но другого выхода нет. Моя ложь начала открываться, и если полиция не уймется, то все, что мы натворили, окажется на первых страницах газет, а я отправлюсь в тюрьму. Если меня поймают, конечно.

Мне казалось, что нет другого выбора. Что второй человек в моем плане был необходим.

Жаль, что все так сложилось.

Если бы с этой задачей можно было справиться в одиночку, мне не пришлось бы вверять свою судьбу другому человеку. Не пришлось бы терзаться бессонными ночами, думая, не откроется ли моя тайна.

Если бы с этой задачей можно было справиться в одиночку, все деньги достались бы мне.

Мюррей

Мюррей проснулся под звуки радио. Открыв глаза, он перекатился на спину, несколько раз моргнул, глядя в потолок, и вскоре его взгляд сфокусировался и сонливость отступила. Сара вчера уснула на диване, и, хотя Маккензи знал, что она не поднимется на второй этаж, ему все равно было горько видеть, что ее половина кровати так и осталась несмятой.

Радио звучало довольно громко. Кто-то мыл машину или убирал в саду, не задумываясь о том, хотят ли все соседи слушать Криса Эванса. Мюррей встал с кровати.

Гостевая комната тоже была пуста, одеяло – все еще на диване на первом этаже. Сегодня Саре предстояло идти в Хайфилд, и Маккензи собирался поговорить с Чаудгари наедине. Рассказать ему, как себя вела Сара в последнюю пару дней.

Он уже почти спустился по лестнице, когда понял, что радио вопит здесь, в доме. В гостиной шторы были открыты, одеяло аккуратно сложено на диване. На кухне Крис Эванс смеялся над собственной шуткой.

– Придурок. Лучше бы песню какую включили.

Мюррею сразу стало легче на душе. Если Сара ворчит по поводу радиоведущего, значит, она слушает, что он говорит. А если она слушает – значит, ей интересен чей-то еще внутренний мир, кроме своего собственного. Этого не было вчера. И не было позавчера.

– Никаких придурков на «Би-Би-Си»! – провозгласил он, словно цитируя рекламный слоган, и присоединился к ней на кухне.

На Саре все еще была вчерашняя одежда, уже попахивавшая потом. Седые волосы лоснились от грязи, кожа выглядела дряблой и вялой. Но Сара проснулась. Ходила. Готовила яичницу.

– А как же Ник Робинсон?

– Мне нравится Ник Робинсон.

– Но он придурок!

– Он просто традиционалист. Традиционалист и придурок не одно и то же, согласись. – Маккензи подошел к плите и заглянул Саре в глаза. – Ну, не всегда. – Как чувствуешь себя сегодня? – сменил он тему.

Она поколебалась, словно не решаясь говорить, затем медленно кивнула:

– Вроде бы ничего.

Сара робко улыбнулась, и он потянулся поцеловать ее.

– Может, давай я дожарю, а ты сходишь в душ?

– Провонялась уже, хочешь сказать?

– Ну, кое-какой запашок чувствуется, – ухмыльнулся Маккензи.

Нарочито закатив глаза, Сара направилась в ванную.

Когда она вернулась, Мюррей как раз договорил по телефону. Сунув мобильный в карман, он достал еду из духовки – пришлось поставить туда тарелки, чтобы яичница не остыла.

– Не хочешь со мной в магазин съездить?

Сара слегка поморщилась, ее губы поджались, хотя она изо всех сил старалась поддержать мужа.

– В магазинах сейчас полно народу.

Маккензи тоже старался не ходить в магазины в период с Рождества по Новый год. Судя по рекламе по телевизору, на это время приходился пик продаж.

– Это точно.

– Ты не против, если я побуду здесь? – Увидев его выражение лица, Сара вскинула подбородок. – Мне не нужна нянька, если ты об этом думаешь. Я себя убивать не собираюсь.

Маккензи постарался сдержать свою реакцию на брошенное словно невзначай напоминание о всех тех случаях, когда Сара пыталась поступить именно так.

– Я так и не думал. – Конечно же, он думал о том, что Сара может покончить с собой. – Ладно, в другой раз схожу.

– А что тебе в магазине-то нужно?

– Мне позвонил Шон из техотдела. Телефон, с которого свидетельница звонила в службу спасения, чтобы сообщить о самоубийстве Тома Джонсона, купили в Брайтоне в магазине «Всем по телефону».

– Ты думаешь, у них сохранилась какая-то информация о том, кому они его продали?

– На это я и надеюсь.

– Вперед! – Сара с энтузиазмом взмахнула вилкой. – Только представь себе: ты можешь раскрыть дело, прежде чем в департаменте вообще поймут, что что-то происходит.

Маккензи рассмеялся, хотя такая мысль уже приходила ему в голову. Конечно, у него не было полномочий на арест, но он мог бы собрать все доказательства… И что тогда? Браться за очередное всеми позабытое дело? Вмешиваться в чужое расследование?

После тридцати лет службы в полиции Мюррей был не готов выходить на пенсию. Не готов прощаться с людьми, которые за эти годы стали его семьей. Не готов отказываться от работы, приносившей ему такое удовлетворение, когда казалось, что он меняет мир к лучшему. Конечно, он не мог оставаться в полиции всегда, в какой-то момент ему все-таки придется уйти. Так что же теперь – дожидаться глубокой старости? Времени, когда он превратится в сущую развалину и уже не сможет насладиться последними годами жизни?

Маккензи посмотрел на Сару и принял решение о том, что он перво-наперво сделает, как только доведет дело Джонсонов до конца. Он все-таки выйдет на пенсию. Не по бумагам, а по-настоящему.

У Сары случались хорошие дни и плохие дни. Мюррей больше не хотел пропускать хорошие.

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?

– Уверена.

– Я буду звонить тебе каждые полчаса.

– Иди уже.

И Мюррей пошел.

В магазине мобильных телефонов с потолка свисал гигантский рекламный щит с изображением новой модели блютус-гарнитуры. Покупатели с затравленным выражением лиц сновали среди рядов, пытаясь установить разницу между отдельными моделями. Маккензи прошел в центр зала и остановился у витрины с последними – самыми дорогими – моделями айфонов, зная, что это самый эффективный способ привлечь внимание менеджеров. И, само собой, уже через пару секунд к нему подошел паренек, судя по возрасту, только что закончивший школу. Бледно-голубая рубашка была ему велика, а штанины брюк смялись над кроссовками. На блестящем золотистом бейджике на груди гордо красовалось имя «Дилан».