Безымянный подросток с окраины города - Даниил Бравцев

прошёлся по стеклу, попробовал его на вкус. – Я дарю тебе эту замечательную кружку для пива. Только глянь! Представь, как я буду радоваться, когда ты принесёшь мне пиво в этой кружке. Разве не прелесть?

Он посмотрел на маму, и та мигом ответила:

– Прелесть.

– Ну вот, видишь, как я угадываю с подарками! – Кровь на нижней губе начала стекать на подбородок, сказать об этом никто не осмелился. – Я тебе дарю даже не кружку, а безлимитный абонемент на улыбки мужа! Что может быть лучше?

Если тебя собьют на дороге – вот что будет лучше. Причём насмерть. И чтоб дох медленно, мучительно.

Мама натянуто улыбнулась, казалось, кто продел сквозь уголки её губ крюки и теперь со всей силы потянул вверх. Она тихо, покорно сказала:

– Спасибо, Олег. Это как раз то, что мне нужно, – и взяла кружку для пива в свои трясущиеся, изуродованные венами ладони.

– Всегда пожалуйста, дорогая! Для тебя хоть весь мир, всю галактику обуздаю! – Отец хрипло засмеялся, багровое лицо, и без того постоянно красное, ещё больше налилось кровью. Морщины – эти царапины, оставленные лезвием алкоголя и времени – с жаром вгрызлись в кожу. Почему-то именно сейчас Андрей впервые заметил, как глубоки морщины и у его отца, и у матери – словно из них кто-то высасывал жизнь, высушивая лицо, оставляя его сжимающейся маской на черепе.

Пусть это всё поскорее закончится, и я пойду к Лизе. Она мне нужна, нужна больше всех на свете.

– А теперь ты, боец! – Отец, согнулся, поднял с пола ещё один чёрный пакет, улыбнулся. – Тебе сегодня исполняется восемнадцать лет, – пакет казался лёгким, будто там ничего нет, – а это значит, что ты теперь… – рука скрылась в пакете, – … теперь ты полностью несёшь уголовную ответственность! Поздравляю со взрослением!

Он достал средних размеров книгу в твёрдой обложке отвратительного, ужасного жёлтого цвета. Казалось, когда он вытащил её, лампа разгорелась ещё ярче, и теперь жёлтого стало в разы больше. Трещины, разрастающиеся ветками в стене жилого дома. Железные ворота, отгораживающие колодец от остального мира. Капли. Капли, стучащие по коже. Жёлтые капли. Смех мужчин. Чужие члены. Фиолетовое небо, под ним – чёрная блестящая кровь, которая подпрыгивает на животе, когда Коля смеётся. Он улыбается. Умирает и улыбается. Oye, nena, quieres pasar la noche en compania de un hambre fuerte y fuerte? Одна заученная фраза на испанском на всю жизнь… жизнь, которая так глупо оборвалась. Зарезали. Колю зарезали. Разве так бывает в реальной жизни?

Бывает.

– Это уголовный кодекс! – выкрикнул отец, наверняка думая, что его сын слишком тупой, чтобы прочитать выбитое на обложке название. – Ты – сын полковника полиции, начальника управления МВД России по Василеостровскому району, так что ты просто обязан знать то, что здесь написано! Будешь знать всё от корки до корки, завтра приму у тебя первый зачёт. Ты рад?

Андрей снова впился взглядом в подсолнухи, чувствуя, как что-то заставляет его сжимать зубы, и почему-то – по какой-то неведомой ему причине – он захотел отдаться этому чувству – может, злости, может, призраку ненависти. В венах закипело что-то помимо крови. В нём взвыла какая-то потухшая часть его самого, когда отец с гордостью проговорил «начальника управления МВД России по Василеостровскому району» – в грудной клетке полыхнуло нечто, похожее на стыд, и это самое «нечто» согнуло ладони под столом в кулаки. Начальник управления МВД. По Василеостровскому, сука, району. И при этом мы празднуем день рождения в кухне размером с гроб и покупаем продукты исключительно по акции, потому что ты, папа, начальник управления МВД России по Василеостровскому району.

– Ты что, не рад? Тебе не нравится мой подарок?

– Сынок, скажи, что ты рад.

Подсолнухи. Они на самом деле очень красивы, если довольно долго в них всматриваться. Надо же, сердцевина такая чёрная, будто сама мгла, бесконечность, глубина космоса, темнота, из тумана которой выныривает, скрипя зубами, с нарастающим рёвом, со сжимающимися ладонями, старая подруга-злость. Глаза Андрея впивались в подсолнухи, пока от него ожидали ответа. И чем дольше он молчал, тем сильнее давила тишина.

Начальник управления МВД Росси по Василеостровскому району не любил, когда его приказы не выполняли.

– Я ещё раз спрашиваю: ты не рад? А ну подними свою голову!

Андрей с трудом подчинился и тут же увидел багровое лицо, изуродованное морщинами, в котором почти такого же цвета узкими прорезями на него смотрели наполненные кровью глаза. И именно в этот момент – когда сын со страхом посмотрел на пьяного, тяжело дышащего отца, – в голове проскочили чужие глаза – с узким разрезом, словно сощуренные, глаза ящера. Как же они были похожи…

– Я не понял, – отец впился глазами в Андрея совсем как измученный голодом хищник в свою жертву. – Ты оглох, боец? Я принёс тебе подарок, а ты молчишь! Тебе разве не нравится?

– Андрюш, не молчи, пожалуйста. Тебе же нравится, правда?

Голос мамы дрожал… как, впрочем, и всегда. И дрожь эта в её голосе скользнула под кожу и теперь будоражила мышцы по всему телу; Андрей чувствовал, как весь он, каждая его клеточка потихоньку воспламеняется, наполняется какой-то жгучей смесью, выжигающей всё на своём пути, пока глубоко в его душу заглядывали кровавые глаза. И тем не менее он улыбнулся – кто-то потянул за крючки уголки его губ вверх – и ответил:

– Нравится. Мне очень нравится, папа, я очень рад, спасибо. Просто я не расслышал. Я давно мечтал об уголовном кодексе.

Отец мгновенно расплылся в улыбке, жёлтый свет выхватил на нижней губе новые капли крови. Казалось, отец сочно кем-то пообедал. Съел заживо. Сырым. Упиваясь стонами, криками, пока зубы рвали плоть.

– Вот видишь! Я всегда знаю, кто о чём мечтает! На то я и отец семейства! Да? Мои хорошие! – Он положил уголовный кодекс на стол и потрепал жену и сына по головам словно щенков, хорошо выполняющих команду; выцветшие, редеющие волосы мамы покорно прогнулись под мужской ладонью, короткие чёрные волосы Андрея, больше похожие на стальные прутья, торчащие из кожи, пытались порезать руку отца.

– Иди отнеси кодекс в свою комнату, положи на полку и возвращайся к нам. Будем отмечать твой день рождения!

Андрей взял жёлтую книгу в чуть трясущиеся ладони и пошёл в свою комнату, шагая молча, ни о чём не думая. Положив кодекс на пустую полку (лишь книга Ремарка, подаренная ему Лизой, стояла там в гордом одиночестве), пробыл минуту в тишине, тупо глядя перед собой. В глазах его что-то мелькало, что-то невидимое, потом Андрей тихо, неслышно для всего мира прошептал имя своего друга и ещё тише вылил из себя поток слов. Слов, что не дойдут до адресата.

– Они решили забыть тебя, amigo. Тебя и твоих