Дым и зеркала - Таня Хафф

Потом Тони оказался прижат спиной к стойке так, что ее гранитный край впился в спину над почками. Руки Ли крепко, слишком сильно обхватили голову Фостера. Пальцы вонзились в нее, как раскаленные клещи. Губы актера отчаянно поглощали парня. Ли всем телом прижался к нему. Под руками Тони оказалось слишком много гладкой горячей кожи… Господи, люди реагировали на смерть самыми причудливыми способами!

Фостер знал: самое худшее, что он может сделать, — это ответить на действия Ли. Но парень был живым и отвечал!..

Тут зажегся свет.

Вообще-то, поскольку Тони не сдвинулся с места, он все еще должен был целоваться с Ли.

На самом же деле он прижимался к стойке в кладовой, шевеля губами и уткнувшись локтем в тарелку с иллюзорными пирожными. Парень чувствовал…

Нет, ничего.

«Проклятье!»

Ли, должно быть, отпрыгнул. Неважно, сделал ли он это, подумав: «Боже, какого дьявола я творю?» — или потому, что Карл перестал плакать… Может, Николас ощутил, что Тони уже не отвечал ему так, как раньше. Фостер повернул голову, чтобы посмотреть на пирожные. Самое важное состояло в том, что они больше не прикасались друг к другу.

Тони секунду стоял, переводя дух. Он понял, что другой естественной реакции придется самой позаботиться о себе.

Потом парень самым ровным тоном, на какой только был способен, произнес:

— Я в «повторном показе». Он происходит в… — «В ванной комнате, в детской, на лестнице, в оранжерее, в бальном зале», — перебрал он места последних «повторных показов». — В гостиной. В коридор раньше доносились такие звуки, как будто кто-то бился в судорогах, но я не стал заходить и проверять, поэтому, может быть… э-э…

Тони попытался подключить к монологу мозг, но, едва заговорив, подумал о губах, своих и Ли, и о том, что тот только что ими вытворял. Тогда Фостер начал гадать, почему он остановился, и… Иисусе Христе! Он рисковал утратить достигнутые позиции, но сейчас секс был не самой насущной проблемой!

— Послушайте, это не продлится очень долго, поэтому я пойду на кухню, пока горит свет. Вы можете подождать здесь или отправиться вслед за мной.

С этими словами Тони пустился в путь. Он был доволен тем, что наконец-то смог говорить таким тоном, будто ничего необычного не произошло. Разумеется, это «ничего необычного» не включало в себя судороги людей, давным-давно скончавшихся в гостиной.

«Если Ли захочет отрицать страстные поцелуи, то я дам ему такой шанс.

А если актер не станет этого делать?»

Двадцать четыре часа назад — нет, даже двенадцать! — Тони отдал бы правое яйцо за то, чтобы Ли Николас решил внезапно сменить ориентацию. Фостер даже придумал пару сценариев, в которых он сам оказывался причиной такого поворота. В один из них входила интимная гель-смазка со вкусом киви. Все заканчивалось эффектно, в отделанном атласом гробу Раймонда Дарка, стоявшем в студии.

Но в данный момент такой поворот событий был лишь помехой для Тони. Он привык справляться с безответным вожделением. Если же страсть перестанет быть безответной, то один бог знает, чем все кончится.

«Нет, вообще-то понятно чем… Господи, Тони, вытащи наконец голову из своих чертовых штанов!

Когда „повторный показ“ закончится, я пару раз стукнусь лбом об стену. Надо не только отвлечься, но и перестать обращаться к себе в третьем лице».

На плите кипел чайник, явно давно, все время, пока в гостиной подавали другой убийственный напиток, но кухня пустовала. Задняя дверь была закрыта. Раньше такое обстоятельство не останавливало парня. Ему просто нужно было…

Проблема.

Касси сказала, что Генри оставит ноутбук на ведре с окурками. Но это означало, что Тони придется протащить горизонтально расположенный комп через вертикальную щель, которая была всего на пять сантиметров больше его толщины. Кому-то придется держать ноутбук на боку, направленным к входу.

«Жаль, что я не подумал об этом, пока Касси и Стивен были рядом».

— Генри, вы меня слышите?

Если Грэхем мог общаться с призраками своих кузенов благодаря кровным узам, то Фостер был способен общаться с Фицроем. Их тоже связывали многолетние кровные узы.

— Генри…

Тьма.

И Карл.

Нет ответа. Во всяком случае, Тони ничего не услышал. В конце концов, Генри был сверхъестественным существом — вампиром, обитателем ночи, кровососущим не-мертвым, а Тони — всего лишь ассистентом режиссера, помогающим лепить второсортный сериал на третьесортной студии.

Он вытянул руку, провел пальцами по стене, прикоснулся к краю косяка и не смог продвинуться дальше.

Парень всем весом навалился на барьер и почти почувствовал, как сила собиралась в этом месте, чтобы остановить его. Она казалась ему физической.

Хваленая волшебная мощь, способная ухватить за задницу тварь, сидящую в подвале, вообще ни хрена не помогала.

К счастью, существовал другой способ. Уже проверенный.

— Касси! Стивен! Вы нужны мне на кухне!

— Что случилось?

Это были не призраки. Ласкающий бархатный голос нельзя было перепутать ни с каким другим. Да и тень — фонарь отбрасывал ее на дверь — помогла опознать Ли.

— Дверь открыта примерно настолько. — Тони повернулся и развел ладони сантиметров на пять. — Ноутбук вот такой ширины. — Парень раздвинул руки пошире. — Он должен стоять на боку, иначе мне его не протащить.

— Зачем тебе понадобились привидения?

— Они могут разговаривать со смотрителем.

— А ты не можешь пообщаться с Генри?

— Похоже, нет.

Футболка Тони сидела на Ли в обтяжку. Фостер уже видел Николаса в таких, только не в своей. Разница была любопытной, причем этот интерес не затрагивал определенные части тела Тони.

Темные пряди волос падали на лицо актера — теперь Эверетт не зализывал их назад каким-то специальным снадобьем. Тони смутно помнил, как схватился за эти локоны, когда язык Ли вторгся в его рот и принялся исследовать гланды.

Взгляд Николаса метался по комнате. Его глаза как будто превратились в бело-зеленые шарики. Плита, окно, дверь, стена, шкаф, раковина, потолок — что угодно, только не лицо Тони.

— Слушай, насчет того, что произошло. Я… Э-э… В смысле, это было… Это просто… Бренда… — Ли умолк.

«Старик, актеры совершено не умеют членораздельно выражаться, когда им не помогают сценаристы. Кстати, Бренда. Спасибо, что припомнил ее. Несравнимое чувство — когда тебя превращают в замену мертвой костюмерши».