Последняя ночь колдуна - Лана Синявская

* * *

Славика Глаша заметила издалека и удивленно взглянула на часы. Без двадцати десять. Интересно, каким ветром его занесло к магазину за двадцать минут до открытия? Славик топтался у входа и нервно курил, зажав под мышкой стандартный букет из трех роз в кружевной целлофановой обертке. У Глаши мелькнула мысль, что он ждет вовсе не ее. И эта мысль ее обрадовала. Оказывается, за последние дни она совсем забыла о существовании мужа. Славик заметил девушку. Вначале он лишь мельком скользнул по ней взглядом, не узнавая в новом облике, потом дернулся, заморгал и уже уставился, не отрываясь. Он отбросил сигарету в лужу, туда же уронил букет, позабыв про то, что он у него под мышкой – он никогда не дарил ей цветов, – поднял букет, разбрызгивая мутную воду, встряхнул им, словно веником, а затем для чего-то спрятал многострадальный букет за спину.

– Привет, – сухо поздоровалась Глаша, еще надеясь проскользнуть мимо.

– Здравствуй, – просиял он. – Шикарно выглядишь.

Еще недавно она бы смутилась, зарделась и принялась бы неловко оправдываться. Но сегодня она была готова к комплиментам и приняла их как должное. Поэтому в ответ на его слова она ограничилась коротким кивком и спросила, впрочем, без особого интереса:

– Цветочки кому? Мне?

– Тебе, конечно! – Славик суетливо сунул ей в руки букет. На хрустящей пленке от воды появились неопрятные разводы, и Глаша взяла букет с опаской, боясь запачкаться.

– Ты чего пришел-то, Славик?

– Как это чего? Соскучился. – Глаша нутром чувствовала, что он врет, но спорить было лень. – Послушай, Глашенька, я тут подумал… – начал Славик, преданно глядя ей в глаза. Он не готовился к разговору, уверенный, что уговорит ее без труда, и теперь растерялся, потому, что перед ним была не привычная Глаша – покорная, робкая, смотрящая ему в рот, – а кто-то новый, совершенно чужой и даже опасный. Он понятия не имел, как с ней разговаривать, и чувствовал, что ей – страшно сказать! – с ним скучно.

– Так о чем ты подумал? – напомнила новая Глаша нетерпеливо. Он пробормотал что-то невразумительное, разглядывая ее ноги в стильных замшевых сапогах. Эти сапоги он прекрасно помнил. Его мать – отчаянная модница – заказала их в Париже, но они оказались ей малы. Деньги были уплачены, девать сапоги было решительно некуда, не отправлять же обратно в Париж, в самом деле? И тогда сапоги решили презентовать Глафире, у которой была маленькая нога и очень кстати намечался день рождения. Глашка подарок приняла с благодарностью, но ясно было, что сапоги она никогда носить не будет. И вот теперь она постукивает изящным каблучком по мерзлой земле и чувствует себя в модной обувке вполне уверенно. А он-то полагал, что она и шагу на каблучищах ступить не сможет.

– Глаш, я пришел, чтобы попросить у тебя прощения, – выдавил Славик.

– За что? – искренне удивилась Глафира. Он взглянул на нее удивленно.

– Ну, за все. Я вел себя как свинья, я тебя обидел, даже предал. Но теперь я все понял, осознал и раскаялся.

– Почему?

– Что? – Вопрос сбил его с мысли, и он досадливо поморщился.

– Почему раскаялся? С чего вдруг? – терпеливо разъяснила Глаша.

– Ну как же? Я понял, что ты мне нужна. Только ты. Ты такая заботливая, ласковая, верная, хозяйственная…

– Твоя новая подруга что, плохо готовит? Или отказывается стирать твои трусы? – перебила Глаша перечисление своих достоинств.

– При чем тут… трусы? – Он понизил голос, произнося последнее слово, и Глаша усмехнулась.

– Да ни при чем, конечно, – пожала она плечами. Он собрался с мыслями и сумел наконец сказать речь, не забывая при этом контролировать выражение ее лица. Вот сейчас оно привычно размякнет, с него исчезнет жесткость. Вот сейчас, еще совсем немного. На нее подействует. На нее всегда действовало. Глаша слушала его излияния равнодушно, просто оттого, что не могла найти достойный предлог, чтобы их остановить. Наконец терпение ее иссякло.

– Вячеслав, не надрывайся ты так, все это лишнее. – Оттого, что она назвала его так официально, он поперхнулся, а она продолжала с обидной жалостью в голосе: – В самом деле, ты же сам предложил нам расстаться. Так действительно лучше. Я это поняла.

– Для кого лучше? – немедленно разозлился он, в основном потому, что она его перебила, не дослушав до конца. Раньше она никогда не перебивала. – Для кого? Для тебя? Ну конечно! Ты же теперь надеешься на более выгодную партию.

– О чем ты говоришь?

– Не притворяйся! – взвизгнул он, совсем потеряв самообладание. – Ты прекрасно знаешь, о чем. Ты круто взлетела, уважаю! Только подбери губу: даже с новыми тряпками ты не сумеешь его удержать. Не твоего полета голубок, совсем не твоего, моя ласточка.

– Ты что, следил за мной? – догадалась вдруг Глаша.

– А что такого? Ты все еще моя жена, и тайком крутить романы я тебе не позволю!

– Нет никаких романов! – брезгливо сморщилась Глаша.

– Не притворяйся! – Славик подскочил к ней, брызгая слюной, и цепко ухватил ее за плечо. – Опомнись, Глафира! Подумай, куда ты катишься!

– Опомнись, Славик! Что ты несешь? – вскрикнула она, вырываясь. – Мы уже разошлись! Ты сам прогнал меня, помнишь?

– Я тебя проверял! А ты сразу ударилась в разврат! Шлюха! Содержанка! Вот они, материнские гены!

– Заткнись! Не трогай мою мать.

– А кто мне запретит? Ты, что ли? Даже не думай, – издевательски сощурился он. – Я тебе не Райский, которому ты продалась, как уличная девка. Он хоть заплатил тебе или ты прыгнула к нему в койку добровольно, так сказать, из любви к искусству?

– Я не прыгала к нему в койку. И вообще, оставь его в покое.

– Тоже мне, защитница выискалась. Связалась с подонком, так и молчи, нечего глаза на правду закрывать.

– Ты-то откуда знаешь, что он подонок? Вы вроде незнакомы.

Он тихо, злорадно рассмеялся.

– Молодец, поставила меня на место. И где только научилась? Мы действительно незнакомы, но уши у меня есть, а слухами земля полнится. Я тут справочки навел, чтобы иметь представление, с кем спит моя благоверная. Узнал много занимательного. Но тебе, я вижу, неинтересно. – Он сделал вид, что собирается уйти, и она попалась на уловку, воскликнула встревоженно:

– Погоди, Славик! Что ты узнал?

– Думаешь, тебя это заинтересует?

– Посмотрим, – ответила она, стараясь казаться спокойной, хотя внутри у нее все дрожало и обрывалось. Славик медленно, словно нехотя, развернулся и подошел к ней вплотную, сунув руки в карманы длинного плаща.

– Твой Райский – уголовник. Он сидел в тюрьме, – проговорил он, нагнувшись прямо к ее уху.

Глаша едва сдержала вздох облегчения.

– Об этом писали все газеты, – отмахнулась она.

– Это не все. Он довел до самоубийства свою жену. Об этом газеты не писали. Хочешь повторить ее судьбу?