Песня светлячков - Дж. А. Редмирски

Сам не знаю почему, но меня охватывает дурное предчувствие. Сглатываю, пытаясь прогнать спазм в горле, но на его месте тут же появляется другой.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

Она делает глубокий вдох, потом вытирает под левым глазом. И вдруг… улыбается! Я совершенно не понимаю ее состояния. Меня охватывает любопытство. Может, она решила меня разыграть? Я тоже улыбаюсь.

– В чем дело?

– Ни в чем, – отвечает Брей и тянется к моим рукам.

Ее пальцы такие хрупкие и совсем холодные. Она наклоняется и целует мои теплые мозолистые пальцы. Охранник имеет право пресечь наши нежности, но сейчас я об этом не думаю.

– Тогда почему в письме ты написала, чтобы сегодня я обязательно приехал?

– Просто хотела тебя видеть. – Она отводит руки.

– Но ты же знала, что я обязательно приеду. В твоем письме было что-то… тревожное. Во всяком случае, я так почувствовал. Малышка, может, есть что-то еще, о чем ты мне не рассказываешь?

– В общем… да. – Она вздыхает. – Но это так, ничего страшного.

– Но что это?

– Дату моего освобождения перенесли на девятое, – помявшись, нехотя отвечает Брей.

– Но почему? Конечно, четыре лишних дня – это совсем не много, однако…

– Мне объяснили… они не успевают подготовить документы.

Сейчас главное – не показать Брей, что я огорчен, и поддержать ее.

– Малышка, в тюрьме тоже есть бюрократия, – снова улыбаюсь я. – Жаль, конечно, этих четырех дней. Но у нас впереди целая жизнь. Все будет отлично. Согласна?

Она кивает.

Причина названа, но легче мне не становится. Возникает ощущение, что Брей мне врет. Но зачем? С какой стати ей врать?

По-моему, все эти мои беспокойства – чистой воды паранойя. Даже смешно. Только еще не хватает упрекать Брей во лжи! Особенно сейчас, когда мы в неравном положении. Я пришел к ней не затем, чтобы портить ей настроение.

– Вот и отлично, – говорю я и тянусь к ее рукам.

– Расскажи мне про Митчелла, – просит Брей.

– Он… С метом он завязал. Устроился работать в автомастерскую неподалеку от нашей школы. Очень переживает за то, что сделал тогда. И не только по отношению ко мне. К нам обоим.

Судя по улыбке Брей, она готова простить Митча. Так оно и есть.

– Передай Митчеллу, что все нормально. Я не сержусь на него. Что было, то было… А как твоя мама? Как отец?

– У них все нормально. Мама помолвлена с Джеймсом. Я об этом узнал только в прошлый четверг. Собрались пожениться в марте. А отец – без перемен. Одинокий трудоголик. Приглашал нас в Саванну, когда ты выйдешь. Сказал, что ты ему всегда нравилась.

На мгновение глаза Брей загораются. Она улыбается, но тут же снова начинает разглядывать стол. Моя улыбка меркнет. Есть вопрос, который мне не хочется ей задавать, однако удержаться от него я не могу.

– А твои родители и Райен… Они часто тебя навещают?

– Мама несколько раз приходила. – Брей качает головой. – Она чувствует себя виноватой. Мне так показалось. Отец… Да, он тоже приходил, но, как всегда, из чувства долга. Но я ему прощаю. Не хочу ни на кого злиться. Не хочу никого задевать. Хочу быть свободной. Не просто свободной от камеры, а свободной сердцем. Понимаешь? – спрашивает она, склоняя голову набок.

Возможно, я не понимаю смысла, скрытого в ее словах. Но у меня снова возникает ощущение, что Брей чего-то недоговаривает. Мне становится тревожно. Я пытаюсь уловить причину и не могу. От этого моя тревога лишь усиливается.

– Вполне понимаю твое желание… – отвечаю я, чтобы не будить в ней подозрения, и киваю. – Но ты мне так и не ответила про Райен.

– Она была несколько раз. – Улыбка Брей становится чуть ярче. – Обычно в первой половине дня.

Я рад этому. Время нашего свидания с Брей должно принадлежать только нам. Так, как сейчас. Я всегда приезжаю ближе к вечеру, после работы.

– Но Райен мне часто пишет, – добавляет Брей.

– И что ты чувствуешь по этому поводу?

– Сама не знаю, – пожимает плечами она. – Я рада, что Райен делает шаги навстречу, но мне сложно поверить в искренность ее намерений.

Эти слова мне хорошо понятны.

Брей, как обычно, держится на расстоянии. Мне хочется протянуться через стол и обнять ее. Меня угнетает, что тюремными правилами это запрещено. Почему я не могу обнять любимую женщину, поцеловать ее и вернуть ей улыбку? Чувствую себя совершенно беспомощным.

Брей по-прежнему смотрит мимо меня. На стену за моей спиной. На дверь, через которую вошла. На пестрый прямоугольный стол у стены, за которым сидит охранник. На что угодно, только не на меня.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что охранник читает газету. Воспользовавшись этим, я придвигаю стул поближе к стулу Брей. Наконец Брей снова смотрит на меня. Я улыбаюсь ей во весь рот. Улыбка получается глупой. Я это чувствую по изумленному взгляду Брей. Моя улыбка становится проказливой. Брей краснеет. Чувствую, она поняла.

Я беру ее левую руку в свои.

– Когда ты отсюда выйдешь, – почти шепотом говорю я, – мы с тобой займемся безостановочным сексом и наверстаем потерянное время.

Она снова опускает глаза, но теперь уже от смущения. Ее лицо густо покраснело. Я мизинцем глажу ей ладонь, смотрю ей в глаза и лукаво улыбаюсь.

– Во всяком случае, мы целую неделю только и будем валяться в постели. По-всякому, во всех позах. Я не пропущу ни одного уголка твоего тела.

Я выразительно облизываю губы, продолжая гладить ей руку.

Ее ресницы вздрагивают.

Я говорил это с единственной целью – создать у Брей ощущение, что все идет нормально. Но сами слова и мое поглаживание ее руки привели меня в сильное возбуждение. Я уже знал, чем займусь сразу по возвращении домой.

– Очень по тебе скучаю, – говорит Брей.

Улыбаюсь и, прежде чем выпустить ее руку, целую ей костяшки пальцев.

– Я тоже по тебе скучаю. Но осталось совсем немного, и ты вернешься домой. В наш дом. Мне хочется столько всего тебе рассказать и показать. Мы ведь с тобой знакомы почти всю жизнь. И все равно, когда ты выйдешь отсюда, в нашей жизни откроется новая страница. Это будет новое начало. И теперь нам никто и ничто не помешает.

Лицо Брей озаряется улыбкой. Она смотрит на меня с любовью, нежностью и… как будто с сочувствием.

Мы не замечаем, как проходят все тридцать минут свидания. Брей встает.

– Брей, я люблю тебя, – говорю я ей вслед. – Больше всего на свете.

Она – последняя в очереди оранжевых комбинезонов.

– И я тоже люблю тебя, Элиас, – успевает произнести Брей, повернувшись ко мне.