Ястребы мира. Дневник русского посла - Дмитрий Рогозин

Забирали мы его в присутствии журналистов. Хачилаев нуждался в общественном оправдании и в этот раз попросил меня взять с собой прессу. Всю дорогу от Хасавюрта до Махачкалы ошеломленный своим чудесным освобождением русский дед читал мне стихи ичкерийского президента, которые он выучил в яме при свете газовой горелки за время своего бесконечного и мучительного заточения. Своих извергов старик не проклинал, вспоминал лишь, как все семейство преспокойно ужинало за столом, установленным над входом в его подвал. Все — от мала до велика — знали, что в зиндане заживо гниет пожилой заложник, но считали это делом обычным. Старик взахлеб рассказывал мне все новые подробности своих злоключений, как будто куда-то спешил, а я все удивлялся, откуда в нем такая тяга к жизни, такая уникальная способность в нечеловеческой неволе сохранить достоинство и человеческий облик. Сила духа не дала умереть его телу. А сила духа у русского человека не знает пределов.

Последняя попытка забрать большую группу пленников — удерживаемых боевиками боевых летчиков — закончилась у нас полным провалом. В мае 1999-го мне снова позвонили люди Надира и попросили срочно прилететь на Кавказ. На этот раз Надир ждал, что за заложниками приедет большая группа «гостей», но просил меня подстраховать процесс передачи пленных.

Хачилаев был в отчаянии. Никто на его петиции в Москве не реагировал. Находиться так долго в Чечне ему и его людям было небезопасно. Он хотел вернуться из изгнания, надеясь, что заслужил право на возвращение десятками освобожденных солдат и офицеров. Но в Кремле думали иначе. Резкий и непредсказуемый Надир им был нужен в Чечне, но никак не за ее пределами. С его помощью различные чиновники с помпой освобождали заложников, пытаясь публично замазать свои преступления за сдачу Грозного боевикам. При этом имя Надира из информационных сводок тщательно ими вымарывалось. Заслуги всецело приписывались начальству.

Хачилаев не знал, что предпринять, и вопреки здравому смыслу решил, видимо, провести передачу заложников парламентариям во главе с «соловьем советской эстрады», певцом, «авторитетным бизнесменом» и депутатом Госдумы Иосифом Кобзоном, который имел широкий круг «деловых партнеров» как среди чеченцев, так и в «высших московских сферах». Передачу пленных Надир решил провести не тайком, как раньше, а перед объективами телекамер, чтобы, как он мне потом признался, «все наконец узнали, что я не предатель, а депутат, до конца исполняющий свой долг перед избирателями и моей страной».

Конечно, это был верх безумия. Только в полной изоляции от внешнего мира такая глупость могла прийти в голову вспыльчивому, но не лишенному разума Надиру. К сожалению, я не знал о таком «сценарии» поездки в Чечню. Знал бы — постарался бы убедить Хачилаева не устраивать из тайной операции шоу. Но на подмосковном военном аэродроме «Чкаловский» отказываться от поездки было уже поздно.

Для того чтобы забрать освобожденных летчиков, главком ВВС выделил свой личный самолет. Мне сообщили, что помимо Кобзона вместе со мной полетит целая делегация депутатов в составе Валерия Курочкина и Тельмана Гдляна, а в придачу — заместитель главкома Военно-воздушных сил России, фамилию которого я не хочу называть по этическим соображениям. Сопровождала нас куча пишущих и снимающих журналистов.

Все было обставлено так, будто мы летели не в Чечню, а на Канары. В Махачкале нас встречало все руководство Дагестана. Скорее всего, правда, не нас, а Кобзона, который предусмотрительно в последний момент «соскочил» с поездки, сославшись то ли на геморрой, то ли на ангину. Тем не менее «дорогих гостей» повезли на встречу к главе республики Магомедали Магомедовичу Магомедову. Было ясно, что власти просто тянут время, чтобы сорвать выезд группы в чеченское село Зантаг, где нас должны были ожидать Надир и заложники.

Я решил воспользоваться всеобщим замешательством, чтобы оторваться от важного эскорта. Вместе с моим помощником из Воронежа Алексеем Журавлевым мы пересели в давно не мытую легковушку и рванули из Махачкалы. Я приказал водителю-лакцу оторваться от наблюдения и следовать в Чечню по известному мне как свои пять пальцев маршруту. У села Новолак мы миновали блокпост ОМОНа и въехали в Чечню.

Дом, в котором нас ожидал Надир, я узнал сразу. В десяти метрах от него из мешков, набитых песком, была сложена пулеметная точка, и не заметить ее было просто невозможно. У дома была припаркована старая «Лада» с сильно затемненными стеклами. Дверь водителя распахнулась, и навстречу мне вылез мой старый приятель Владимир Козлов — молодой и дерзкий генерал, возглавлявший тогда Главное управление МВД по борьбе с организованной преступностью. Он приехал задолго до меня, возможно, что даже за сутки-двое, и с нетерпением ждал передачи заложников. Я рассказал ему о «свадебной процессии», которая направлялась в Зантаг вслед за мной. По выражению лица Володи я понял, что он почуял неладное. Пышная кавалькада черных «БМВ» и белых «Мерседесов» неотвратимо притягивала к нам смерть. На такую добычу боевики должны были слететься как мухи на мед. В результате они и слетелись.

В ожидании связного Надир беспокойно расхаживал по дому, как вдруг из-за ближайшего холма показалась процессия. Вслед за легковыми машинами, в которых везли соскучившихся по приключениям депутатов, шли микроавтобусы, набитые телекамерами и журналистами. «Цирк приехал», — подумал я. Дверь распахнулась, и в дом ввалился переодетый в штатское замглавкома. Он был уже слегка навеселе, видимо, застолье в Махачкале удалось на славу. «Ну и где мои летчики?» — потирая руки, осведомился «герой-командир» у Хачилаева. «Сейчас будут. Надо ждать», — ответил тот.

Расположившись у окна, я стал наблюдать за дорогой, разрезавшей село надвое. Неожиданно из глубины Зантага выехали три военных грузовика «Урал». Они резко затормозили, и из них один за другим стали выскакивать вооруженные боевики — «гориллы», как пренебрежительно называл их Надир. Всего я насчитал полторы сотни молодых и хорошо вооруженных бандитов. Все они были в камуфляже и масках, закрывавших лица. Бегом, за считаные секунды они с внешней стороны села полукрутом окружили наш дом и по команде бросились на землю. Через полминуты они все, как по команде, одновременно вскочили, пробежали десяток метров и снова залегли. Так, несколькими короткими перебежками, «гориллы» отрезали нам все пути к возможному отступлению.

Мы разом выбежали из дома. Козлов, прихватив с собой гранату, забрался в свой автомобиль и уже оттуда наблюдал за дальнейшим развитием событий. Замглавкома ВВС заперся в «скворечнике» — стоявшем за огородом дощатом сортире. Мы его потом чуть не забыли — настолько тихо он там себя вел, видимо, войдя в образ.

Немного замешкавшись, я оказался в самом центре полукруга под прицелом 150 ручных пулеметов и автоматов. Служебный пистолет находился под кожаной курткой. Я потянулся за ним и остановился, решив не делать на глазах у боевиков резких движений. Да и что я мог сделать с этой «мухобойкой» против роты профессиональных боевиков?

В 15 метрах от меня, сбившись как овцы в кучу, стояла группа перепуганных и тут же протрезвевших журналистов. Самыми смелыми из них оказались телеоператоры — они снимали все происходящее, то и дело подыскивая новый ракурс. Возможно, профессиональная привычка смотреть на мир через объектив подавляет у операторов страх и чувство реальности фиксируемых ими событий. Боевики снова вскочили со своих мест, пробежали несколько метров, как бы попозировав операторам, и снова рухнули на землю. Круг еще сузился. Теперь нас разделяла дистанция метров в пятьдесят.