Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - Уэйд Дэвис

К сожалению, как явствует из её записок, Хёрстон так и не удалось самой стать очевидцем подобных манифестаций. Видимо, по этой причине не смогла она преодолеть и расхожее представление о его участниках, как о «сборище колдунов и отъявленных бандитов». Вот что сообщил ей один представитель мулатского бомонда:

«На острове существует организация, ненавистная буквально всем гаитянам. У неё есть три названия, но все они означают одно и то же: Красная секта, Винбриндинг и Серые Свиньи. Члены этой банды собираются, чтобы поесть человечины. Строгости рабовладельческого строя не давали им возможности собираться вместе на почве этой гнусной страсти. Но когда тогдашний строй начал рушиться, они успели сойтись, прежде чем на них обратили внимание. Нетрудно догадаться, почему Гаити до сих пор не может избавиться от этой мерзости. Строжайшая конспирация и страх – таковы главные причины неуязвимости каннибалов. Местом реализации своих грязных наклонностей Серым Свиньям служат кладбища. Не дай Бог кому скоропостижно скончаться от внезапного недомогания – они тут как тут. А наутро ограда сломана, могила осквернена, и труп испарился».

Кто в тайных обществах состоял? На этот вопрос Зора Нил Хёрстон так по-настоящему и не ответила. Дескать, членство засекречено, и сама жизнь адепта зависит от соблюдения тайны. Зато она даёт красочное описание процедуры, в которой она не разглядела первичную стадию зомбификации.

«Если кто проболтался, – пишет Хёрстон, – его ожидает скорая расправа. За подозреваемым устанавливают тщательную, но незаметную слежку, которая продолжается вплоть до предъявления или снятия обвинений. Если он виновен, к нему посылают исполнителей приговора. Всеми правдами и неправдами жертву заманивают в лодку, чтобы отойти в море на расстояние, откуда её крики не расслышат на берегу. Огласив приговор, один из палачей выкручивает ей руки, а другой сжимает голову. Сильный удар оглушает приговорённого и рассекает кожу за ухом. В открытую рану втирается яд быстрого действия. Жертве известно, что от него нет противоядия».

Почти сорок лет спустя молодой гаитянский антрополог по имени Мишель Лягерр[180] сумел найти ответы, которых не хватало в книге Хёрстон. Летом 1976-го года Лягерру довелось пообщаться с группой крестьян, вовлечённых в какую-то тайную секту, пока они не приняли протестантизм. По словам отступников, сеть тайных сообществ покрывает всю территорию острова, негласно разбитую на сферы влияния. Названия группировок зависят от региона, и среди них значились: Зобоп, Бизанго, Винбиндинг, Сан Поэль Мандинг и, представьте себе, Макандаль. Вступали в эти общества по приглашению или через посвящение и, несмотря на строгую иерархию, общество было открыто для мужчин и женщин. Лягерр убедился в наличии паролей, знамён, транспарантов, чёрно-красной униформы в блёстках, целой программы песен, танцев и барабанных соло. Он также отметил циклический график ритуалов, способствовавших пущей сплочённости членов общества, что играло для организации немаловажную роль. Собрания происходят только ночью и начинаются с вызова духов, а завершаются торжественным шествием с выносом священного символа секты – гроба, именуемого «секей мадуле» (от искаж. фр. cercueuil – гроб).

Однако, по мнению Лягерра, функции данных организаций далеки от того, что им приписывала Хёрстон. В деятельности этих людей нет ничего криминального. Это скорее инструмент поддержания порядка, управляемый элитой вудуистского культа, сознательные честные крестьяне. Подобно своим собратьям в Западной Африке, они также являются ответственными хранителями канонов фольклора. Каждая ячейка тесно связана с унфором, чей настоятель-хунган служит посредником между подпольем и внешним миром. Филиалы сообщества разбросаны столь повсеместно на острове, что Лягерр рассматривает их как звенья подпольной администрации, готовой к прямому соперничеству со столичным, официальным режимом Гаити. А исторические корни этого явления не вызывают никаких сомнений.

По его мнению, вследствие войны за независимость и в свете предательства военных лидеров, сопротивление марунов продолжилось на ином уровне. В отдельных регионах их банды свирепствовали до середины XIX-го столетия. Но по мере захвата земель бывшими рабами и становлением водунизма, миссией марунов стала защита крестьянства от дальнейшего закабаления городской финансовой элитой, которая притесняла людей уже не из-за цвета их кожи. Если вой ну с французами можно выиграть или проиграть, то новое противостояние марунов чуждому миру обещало быть нескончаемо долгим. В новых условиях маруны больше не могли быть открытой военной силой. Они ушли в подполье и сделались силой политической, представляющей интересы своих единоверцев на гаитянской земле. Нынешние последователи марунов продолжают дело основателей движения, но лишь в пределах своего района, где они теперь «смотрящие».

Что ж, если Лягерр прав, а его доводы казались мне убедительными, картина более-менее ясна. Ведущие светила столичной медицины уверяли меня, что зомби – результат преступной деятельности, подлежащей искоренению и разоблачению во благо всего народа. Но теперь я смотрел на это явление с несколько иной точки зрения. Для городских снобов, зомби – очевидный криминал, но многое говорит о том, что не было преступных намерений у водунистов, возложивших на себя поддержание законности и «очистивших» общество от Нарцисса и Ти Фамм. Обращение в зомби – незавидный удел, тут я согласен. Но до меня начинало доходить, что без него в этом обществе не обойтись. В конце концов, чем оно хуже смертной казни?

На основе собственных изысканий я убедился, что некоторые необходимые для этой процедуры вещества находятся под контролем тайных сообществ, наследников марунов, чьё тайное знание теряется в гностических глубинах Чёрного континента. Судебная логика африканских племён предписывает те же наказания для виновных, что и «теневые» законы на Гаити, сходство этих систем подмечено в книге Хёрстон. Стало быть, есть все основания признать, что Ти Фамм и Нарцисс на момент наказания были подонками в глазах своих односельчан. Осуждение Нарцисса напрямую связано с вопросом владения землёй, то есть с темой, за которой, согласно Лягерру, с особым вниманием следит тайное око сообщества. Нарцисс не отрицает, что предстал перед трибуналом, был допрошен и осуждён. Практика в подобных случаях идентичная африканской. Более того, своих обвинителей сам Нарцисс именовал не иначе, как «хозяевами земли», в чьих руках дальнейшая судьба осуждённого. С прямотой, неожиданной для оккультиста, Макс Бовуар направил меня за ответом на загадку зомби не куда-нибудь, а к всё тем же авторитетам гаитянского подполья.

Если состав препарата для зомбификации, расшифрованный мною, подводил материальную базу под этот феномен, то работа Мишеля Лягерра вкупе со сведениями, предоставленными Бовуаром и другими, показывала, какой могла быть его социальная подоплёка. И снова, в который раз, важнейшая деталь была предоставлена неутомимой мисс Хёрстон.

В октябре 1936-го года на обочине дороги ведущей к долине Абонит, была замечена голая женщина. Когда её передали полицейским, она назвала им адрес, по которому те доставили её домой, где её опознал родной брат. Несчастную звали Фелисия Феликс-Ментор. Двадцать девять лет назад она внезапно заболела, умерла и была похоронена. Правдивость её слов подтверждали свидетельство о смерти, показания бывшего мужа и других членов семьи. Состояние её было плачевным настолько, что после установления личности бедняжку поместили в больницу, где с ней и встретилась Зора Нил Хёрстон. Выглядела пациентка, прямо скажем, ужасно – мёртвые глаза на пустом лице, и веки, словно выжженные кислотой.