Неисповедимый Путь - Роберт МакКаммон

Долги нужно отдавать. Руки Уэйна на коленях сжались в кулаки. Генри Брегг и Джордж Ходжес сказали ему вчера, что «Крестовый поход», Фонд Фальконера, радиостанция, журнал, земельные участки в Джорджии и Флориде, акции и облигации, трейлер и все дорожное оборудование теперь принадлежат ему. Он провел утро, подписывая бумаги – но прежде прочитывая их по несколько раз, чтобы знать, к чему это приведет. Кемми получила ежемесячные отчисления с личного счета Джи-Джи, но все остальное имущество и ответственность, пришедшая вместе с ним, легла на плечи Уэйна.

Злой голос, словно ветер в камышах, нашептывал ему: «Ты не справишься с этим…”

Когда лимузин подъехал к панихидному дому, тротуар перед ним был полон репортеров и фотокорреспондентов. Когда Уэйн начал помогать матери выходить из машины, вокруг защелкали камеры, и у нее хватило рассудка, чтобы накинуть на лицо черную вуаль. Уэйн отмахивался от вопросов, когда навстречу им из дома вышел Джордж Ходжес.

Внутри дома было холодно и тихо и пахло как в цветочном магазине. Каблуки стучали по мраморному полу. Около мемориальной комнаты, где лежал Джимми Джед Фальконер, Уэйна и Кемми ждало множество людей. Большинство из них были знакомы Уэйну, и он начал пожимать им руки и благодарить за приход. Женщины из Женской Баптистской Лиги столпились вокруг Кемми, утешая ее. Высокий седовласый мужчина пожал ему руку, и Уэйн узнал в нем священника близлежащей Епископальной церкви.

Уэйн выдавил улыбку и кивнул. Он знал, что этот мужчина был одним из врагов его отца – одним из тех, кто входил в коалицию священников, оспаривающих свободную трактовку Фальконером Евангелия. Фальконер завел дела на священников, которые были противниками «Крестового похода», и Уэйн планировал содержать эти дела в порядке.

Уэйн подошел к матери.

– Ты готова войти вовнутрь, мама?

Она едва заметно качнула головой, и Уэйн ввел ее через большие дубовые двери в комнату, где был выставлен гроб. Большинство людей последовало за ними на почтительном расстоянии. Комната была полна букетов цветов; на стены были нанесены бледные фрески в голубых и зеленых тонах, изображавшие поросшие травой холмы с пасущимися стадами, за которыми присматривали играющие на лирах пастухи. Из скрытых динамиков раздавалась органная музыка. Исполнялся «Старый и тяжкий крест» – любимый гимн Дж. Дж. Фальконера. Блестящий дубовый гроб был обтянут белой материей.

Уэйн не мог больше находиться рядом с матерью. Я не знал, что он болен! – мысленно кричал он. Это ты мне не сказала! Я бы смог излечить его, и он не лежал бы сейчас мертвым! Неожиданно он почувствовал ужасное одиночество.

А шепчущий, злобный голос все говорил: «Ты не потянешь это…». Уэйн шагнул к гробу. Еще три шага, и он взглянет в лицо Смерти. Дрожь страха затрясла его, и он снова стал маленьким мальчиком, не знающим, что ему делать, в то время как все вокруг смотрят на него. Он закрыл глаза, оперся на край гроба и заглянул в него.

Он почти рассмеялся. Это не мой отец! – подумал он. Кто-то ошибся! Труп, одетый в желтый костюм, белую рубашку и черный галстук, был так прекрасно убран, что походил на манекен в витрине магазина. Волосы причесаны прядь к пряди, плоть розовела, словно живая. Губы трупа были крепко сжаты, как будто он пытается не выдать какой-то секрет. Ногти на скрещенных на груди руках, были чисты и наманикюрены. Уэйну в голову пришла мысль, что Дж. Дж. Фальконер отправляется на Небеса в виде куклы из дешевого магазина.

Осознание того, что он сделал со смертью – пронзило его как удар молнии. Его отца нет, остался только маленький мальчик, играющий на сцене и мямлящий свои исцеляющие заклинания в ожидании озарения, которое посетило его, когда он держал на руках Тоби. Он не готов остаться один, о Боже, он еще не готов, еще не готов…

Его глаза наполнились слезами – не слезами горя, а слезами бессильной ярости. Он затрясся и не мог остановиться.

– Уэйн, – позвал его кто-то сзади.

Он резко повернулся ко всем этим чужим людям, находящимся в мемориальной комнате с красным от слез лицом.

– УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! – заорал он.

Наступила тишина. Его мать закрылась руками как будто в ожидании удара.

Он двинулся на них.

– Я ЖЕ СКАЗАЛ УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! – заорал он еще раз, и гости наступая друг другу на ноги покинули комнату.

– УБИРАЙТЕСЬ! – закричал он сквозь рыдания на подошедшего было к нему Джорджа Ходжеса. Он остался в комнате наедине с трупом отца.

Уэйн прижал ладони к лицу и застонал; слезы капали сквозь его пальцы. Затем он подошел к двери и запер ее.

Уэйн повернулся к гробу.

Это должно быть сделано, он знал. Да. Если он очень сильно захочет, он сделает это. Еще не поздно, поскольку его папа еще не в земле! Он должен воскресить Дж. Дж. Фальконера, Величайшего Евангелиста Юга, и тогда все сомнения и обвинения в его адрес, касающиеся его способностей к исцелению, разлетятся как сечка на сильном ветру. Потом они с отцом пойдут на Крикморов и навсегда пошлют их гореть в Аду.

Да. Это должно быть сделано.

Кто-то подергал дверную ручку.

– Уэйн? – раздался мягкий голос. Затем: – Похоже, он заперся! – Господи, дай мне силы сделать это, – прошептал Уэйн с лицом, залитым слезами. – Я знаю, я грешен, и именно поэтому ты позволил демонам забрать моего отца. Но я не готов остаться один! Пожалуйста…

Если ты позволишь мне сделать только одно это, я никогда больше ни о чем тебя не попрошу.

Он дрожал в ожидании электрического разряда, пронзающего его, Голоса Господня, зазвучащего у него в голове, знака, знамения или еще чего-нибудь.

– ПОЖАЛУЙСТА! – крикнул он.

Затем он подбежал к гробу и схватил своего отца за тощие твердые плечи.

– Вставай, папа. Давай покажем им, чего на самом деле стоит моя сила исцеления и насколько она сильна. Вставай сейчас же. Ты мне нужен, давай, вставай…

Он сжимал руки все сильнее и сильнее. Закрыв глаза он попытался собрать всю свою целительную силу – где там она? Была ли она израсходована давным-давно? Молния его не ударила, голубого сияния, исходящего из ладоней, не появилось.

– Вставай, папа, – прошептал Уэйн и, откинув голову назад, закричал: – Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВСТАВАЙ И ИДИ!

– Уээээйн! – закричала за дверью Кемми. – Во имя Господа, не надо!..

– Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ СБРОСИТЬ ОКОВЫ СМЕРТИ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Он трясся как громоотвод на ветру, его пальцы крепко вцепились в желтую материю, а по лицу текли струйки пота и слез. Макияж цвета человеческого тела стал опадать со щек трупа, открывая бело-серую кожу. Уэйн сконцентрировался на задействовании энергии из глубин себя, оттуда, где в глубине его души кипел вулкан, где метались дикие языки пламени. Он думал только о том, как вдохнуть жизнь в запертое в гробу тело, желая вернуть ему Жизнь.

Внезапно в его голове что-то взорвалось с неожиданной болью и отчетливым треском. В его сознании возникла странная картина смертельной борьбы орла и змеи. В голове Уэйна пульсировала черная боль, а из его левой ноздри на белую обивку гроба закапала кровь. Его руки начали зудеть, потом чесаться, потом гореть…