Неисповедимый Путь - Роберт МакКаммон

– Где ты был, Уэйн? – спросил его Терри садясь за руль. – Мы искали тебя.

Улыбка сделала лицо Уэйна похожим на череп.

– Просто гулял вокруг. Музыка была слишком громкая.

– Ты познакомился с какой-нибудь симпатичной девушкой?

– Нет. Ни с одной.

– Прекрасная вечеринка, а? – Терри завел двигатель. – Слушай, Уэйн. Поскольку я получаю эту стипендию, ты…

Э-э-э…

Не расскажешь своему отцу об этом, ладно? Учти, что я не пил и не курил.

– Нет, не расскажу.

– Прекрасно. – Терри подмигнул Элен. – Это будет нашим секретом, хорошо?

– Да, – согласился Уэйн.

Было уже одиннадцать вечера, и Уэйн опаздывал домой. Джимми Джед Фальконер в халате и тапочках стоял на террасе на холодном ветру и смотрел на дорогу.

Он выскользнул из постели, не разбудив Кемми, потому что не хотел ее беспокоить. Его живот под халатом напоминал барабан, однако желудок продолжал урчать, требуя пищу. «Где может быть мальчик в такой поздний час?» – гадал он. Он постоял на террасе еще несколько минут, а затем прошел через большой аляповатый дом на кухню.

Он включил свет, открыл холодильник и вытащил кусок черничного пирога, который Эстер, стряпчая, приготовила сегодня днем. Налив себе стакан холодного молока, он принялся за легкую ночную закуску.

Лето почти закончилось. Что это было за восхитительное лето! «Крестовый поход» провел палаточные проповеди в Алабаме, Миссисипи и Луизиане – как в больших городах, так и в мелких городишках – а в следующем году доберется и до Техаса и Арканзаса. Были куплены хилая радиостанция Файета и издательская компания в Южной Каролине, и первый номер «Форварда», журнала «Крестового похода», выйдет в октябре. За лето Уэйн коснулся и излечил несколько тысяч человек: мальчик стал мастером-оратором и держался на сцене так, словно родился на ней. Когда Уэйн заканчивал свою часть программы с исцелением, тарелки для пожертвования приходили полными до краев. Уэйн был хорошим парнем и проворным, как хлыст, но в нем имелась и жилка упрямства, выражающаяся, например, в том, что он упорно стремился на летное поле, где стоял в ангаре его «Бичкрафт Бонанза», и летал на нем без инструктора, выделывая в воздухе все эти сумасшедшие петли и бочки. Такие вещи пугали Фальконера до смерти: а что, если самолет потерпит аварию? Уэйн был хорошим пилотом, но любил рисковать и, похоже, наслаждался опасностью.

Фальконер отхлебнул молоко и откусил от пирога. Да, господа! Это было великолепное лето!

Неожиданно он почувствовал, что его левая рука стала неметь. Он потряс ее, думая, что отлежал во сне. В этой кухне что-то слишком жарко: он начал потеть.

«Знаешь ли ты, что делаешь, сынок?”

Фальконер замер с очередным куском пирога во рту. Он много раз думал о той майской ночи и вопросе, который эта готорнская женщина-колдунья поставила перед Уэйном. Этот вопрос возникал у него в мозгу, когда он наблюдал за бледными лицами больных и немощных, стоящих в очереди Исцеления и с надеждой протягивающих к Уэйну свои трясущиеся руки. Внезапно черничный пирог в его рту стал напоминать угли. Он положил вилку в тарелку и дотронулся до груди в том месте, где ее быстрой иглой пронзила боль. Вот все и кончилось. Боль ушла. Хорошо.

Однако его сознание оставалось на опасной территории. Что, если…

Что, если…Женщина-колдунья была права? Он знал, что внутренний заряд Уэйна становится все слабее, и поэтому никогда не просил Уэйна вылечить его сердце. А что, если Уэйн знает это тоже и продолжает играть свою партию только потому, что…

Потому, что это все, чего он научился делать.

Нет! – подумал Фальконер. Уэйн излечил Тоби, верно? И есть тысячи писем, пришедших от людей, которые писали, что излечились от одного прикосновения Уэйна или его присутствия!

Он припомнил письмо, пришедшее давным-давно, примерно через неделю после палаточной проповеди в Готорне, в офис «Крестового похода». Оно было от женщины по фамилии Пози, и Фальконер порвал его сразу же после того, как прочитал:

Дорогой преп. Фальконер, мы хотим вам сообщить, что Иисус забрал нашего сына Джимми. Ваш мальчик излечил его на проповеди в Готорне, но у Иисуса видимо были свои мысли по поводу нашего Джимми. Я заплатила за свой грех, заключающийся в продаже моего малыша мистеру Тиллману. Да будет Господь с вами и всеми вашими учениками.

Искренне ваша, Лаура Пози.

Фальконер сделал все возможное, чтобы Уэйн не увидел ни этого письма, ни нескольких дюжин аналогичных, полученных «Крестовым походом». Нет, будет лучше, если мальчик никогда не начнет сомневаться в себе.

Неуверенно поднявшись из-за стола, Фальконер прошел в свой кабинет и уселся в кресло-качалку. Вставленный в рамку плакат «Крестового похода Фальконера», на котором он выглядел моложе, смелее и сильнее, освещался верхним светом.

Его грудь пронзила боль. Он захотел встать и подняться наверх, в постель, но тело отказалось ему повиноваться. Может быть, нужно принять лекарство, и все. Его сознание мучила мысль о Рамоне Крикмор, смотревшей на его сына и знающей, что все это ложь; у нее глаза Сатаны, а этот ее парень просто ходячая Смерть. До встречи с ними Фальконер никогда не замечал, чтобы у него болело сердце.

«Знаешь ли ты, что делаешь, сынок?”

ДА, ОН ЗНАЕТ! – гневно подумал Фальконер. ОН ЗНАЕТ, ТЫ, СУЧЬЕ ОТРОДЬЕ САТАНЫ!

Когда Уэйн вернется домой, Фальконер расскажет ему, как он выгоняет Крикморов из Готорна, погонит их, как собак, подальше отсюда, туда, где их злое влияние не достанет «Крестового похода Фальконера». Боль в его теле уменьшалась и снова нарастала, скручивая его ребра.

– Кемми! – простонал он. – Кемми!

Вышвырнем их! – подумал он. Вышвырнем их!

– Кемми!

Его руки вцепились в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Боль ударила его изо всех сил, и его сердце начало дергаться и трепыхаться в груди. Голова Фальконера откинулась назад, а лицо приобрело глубокий красно-синий цвет.

В дверях, не в силах двинуться с места, кричала Кемми.

– Сердце… – произнес Фальконер хриплым, полным муки, голосом. – Позови…

Кого-нибудь…

Она заставила двигаться свои ноги и подбежала к телефону; она слышала, как ее муж зовет Уэйна, а затем, будто в кошмарном сне, начал кричать – или это только послышалось Кемми:

– Крикмор…

Вышвырнем их…

О, Боже, вышвырнем их…

«Дорогие мама и папа.

Привет, я надеюсь, с вами все в порядке и вы чувствуете себя хорошо. Я пишу это письмо из Дотана, где карнавал остановился на ярмарочной площади. Мы будем здесь до первого сентября, а затем отправимся на неделю в Монтгомери. Доктор Чудо говорит, что наши дела неплохи, и он думает, что было бы здорово попасть в Бирмингем в начале октября. Я надеюсь, что с вами будет все хорошо.