Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора - Александр Соколов

Для обсуждения всех вопросов, связанных с помощью беженцам, при МВД создалось особое совещание по их устройству, получившее статус «высшего государственного установления». В его состав вошли представители Госсовета, думы, представители министерств – военного, иностранных дел, финансов, народного просвещения, торговли и промышленности, путей сообщения, главного управления землеустройства и земледелия, кавказского наместничества, Управления верховного начальника санитарной и эвакуационной части, главноуполномоченные по устройству беженцев, представители российского Красного Креста, земского и городского союзов, а также национальных общественных благотворительных организаций, оказывавших помощь беженцам своих диаспор. Представительство общественных организаций в государственном «установлении» было, как видно, более широким, чем в центральном управлении Татьянинского комитета.

Принятие закона о помощи беженцам привело к тому, что в России образовались две структуры по оказанию социальной поддержки этой категории лиц – Татьянинский комитет и Министерство внутренних дел с особым совещанием. Закон не лишал полномочий Татьянинский комитет, но и не оговаривал конкретно порядок его взаимодействия с МВД и особым совещанием. В этой ситуации более продуктивным было бы включение представителей комитета в состав совещания и использование созданных к тому времени отделений для организации общегосударственной помощи беженцам на местах. Однако Татьянинский комитет считал необходимым сохранять, как и прежде, самостоятельность. В циркуляре, направленном комитетом 11 октября 1915 г. местным отделениям и сотрудничавшим с ними национальным организациям, указывалось: «Хотя беженцы и входят в общее число лиц, пострадавших от военных бедствий, но многие категории таковых пострадавших вовсе не бежали из-под своего постоянного крова, а бедствуют от войны в пределах внутренней России или же в областях ее, ныне занятых врагом. Комитет оказывает помощь и им, из чего приходится заключить, что рамки комитетской помощи всем пострадавшим от войны значительно шире рамок, указанных законом 30 августа для правительственной помощи исключительно только беженцам»[473]. Так обосновывалась целесообразность сохранения Татьянинского комитета.

В то же время в циркуляре отмечалось: «Правительственный паек беженца, т. е. кров и пища его, не может рассматриваться как акт благотворительности, – это задача государства и круг деятельности его органов»[474]. Всем учреждениям, занимавшимся призрением беженцев, рекомендовалось обращаться за средствами в МВД. Местным отделам комитета предлагалось установить «возможно более тесное взаимодействие» с государственными и общественными структурами, оказывавшими помощь беженцам, но уточнялось, что они «отнюдь не должны с ними сливаться»[475]. В циркуляре можно усмотреть ведомственный эгоизм, однако следует учитывать, что центральное управление комитета не могло принимать решения об изменении его статуса. Ни от императора, ни от имени великой княжны Татьяны Николаевны не поступало никаких официальных письменных распоряжений о том, как комитету следует действовать в данной ситуации, однако было очевидно, что императорская фамилия не согласится на подчинение подведомственной ей структуры какому-либо государственному органу.

Для Дома Романовых важен был именно патерналистский, если так можно выразиться, семейный характер призрения. Кроме того, негосударственный статус комитета позволял широко привлекать к его работе общественность. Таким образом речь могла идти только о взаимодействии Татьянинского комитета как самостоятельной структуры с государственными учреждениями. В конечном счете, разумный компромисс был достигнут на уровне местных отделений комитета. В одних случаях они передавали часть своих функций МВД, земствам и городским общественным управлениям, в других – продолжали работу как прежде, объединяя на уровне губерний всю деятельность по оказанию помощи беженцам, взаимодействуя как с общественными организациями, так и со структурами, подчиненными МВД.

Практически вся работа Татьянинского комитета по приему, устройству, обеспечению беженцев средствами к существованию, включая поиск работы для трудоспособных, выполнялась силами местных отделов и отделений. В Петроградской губернии отдел Татьянинского комитета был открыт 1 августа 1915 г. Его возглавил петроградский губернатор А. П. Сабуров. В состав комитета вошли предводитель дворянства С. М. Сомов, председатель губернской земской управы Е. И. Яковлев, чиновники, представители земств и городских общественных управлений, уездные предводители дворянства и другие лица.

В составе членов Петроградского губернского отдела Татьянинского комитета и его уездных отделений преобладали представители общественности. По данным на 1 января 1917 г., из 3586 членов губернского отдела и уездных отделений 969 человек (27 %) состояли «на правительственной службе», 200 человек (6 %) являлись представителями духовенства и 1417 человек (67 %) от общего числа членов отдела и уездных отделений представляли различные общественные организации.

Одновременно с Петроградским губернским отделом начали действовать и другие уездные отделения: Царскосельское, Лужское, Петергофское, Ямбургское, Нарвское и Петроградское уездное. Вскоре открылись Гдовское, Новоладожское и Шлиссельбургское уездные отделения[476]. В свою очередь, они могли создавать с согласия губернского отдела, если считали это необходимым, свои отделы. Свои отделы были организованы Царскосельским уездным отделением. Александровский отдел занимался призрением беженцев в Пулковской волости. Вырицкий оказывал помощь в поселках при железнодорожных станциях «Вырица», «Поселок», «Сусанино», «Семрино» и в ряде деревень гатчинской, рождественской и Лисинской волостей. Гатчинский волостной отдел призревал беженцев в городе и большинстве деревень, а также в Мозинской волости. Колпинский – помогал беженцам в городе и волости, красносельский – заботился о беженцах в красносельской, Дудергофской и Староскворицкой волостях. В районе станций «Саблино» и «Поповка» николаевской железной дороги проблемами этих людей занимался Саблинский отдел. Беженцы в рождественской волости за исключением нескольких деревень получали помощь от Сиверского отдела, Сосницкий – призревал беженцев в пределах одноименной волости. В Лисинской и Тосненской (за исключением нескольких деревень) волостях они находились под опекой Тосненского отдела. Федоровский отдел оказывал помощь беженцам в своей волости. В августе – октябре 1915 г. существовал Царскосельский городской отдел уездного отделения. За организацию помощи беженцам на окраинах отвечал уполномоченный Царскосельского уездного отделения, настоятель здешнего собора Беляев.

Местные отделы Татьянинского комитета, как правило, не располагали собственными финансами. Деньги выделялись им центральным управлением. В свою очередь, губернские отделы выделяли средства уездным отделениям в зависимости от стоявших перед ними задач по оказанию помощи беженцам. Например, в 1915 г. Петроградское уездное отделение сообщило в губернский отдел, что сотрудничавшее с ним уездное земство разместило 75 беженцев и выделило еще 700 мест для их проживания беженцев, приспособив для этого уездные училища. Но средств содержать беженцев у отделения не было. Посчитав предполагаемые расходы на питание, посуду и прочие вещи, необходимые для устройства быта этих людей, Петроградское уездное отделение ходатайствовало перед губернским отделом о выделении не менее 2500 руб. на текущий год. Губернский отдел испрашивал средства у центрального управления Татьянинского комитета «в виду отсутствия в распоряжении отдела каких-либо денежных сумм»[477]. С подобными просьбами обращались и другие отделения Петроградской губернии. С момента создания этого отдела Татьянинского комитета по 1 января 1916 г. уездным отделениям для оказания помощи беженцам были выделены следующие суммы: Петроградскому уездному – 8 тыс. руб., Гдовскому – 2 тыс. руб., Лужскому – 60 тыс. руб., Новоладожскому – 1,5 тыс. руб., Петергофскому – 3 тыс. руб., Царскосельскому – 55 тыс. руб., Шлиссельбургскому – 6 тыс. руб., Ямбургскому – 1 тыс. руб., Нарвскому – 9 тыс. руб.[478] Затраты губернского отделения на канцелярию и прочие расходы, не связанные с призрением беженцев, составили за тот период менее 300 руб.