Тимош и Роксанда - Владислав Анатольевич Бахревский

Король с ординарцами и с двумя сотнями охраны еще раз объехал войска. На правом фланге стоял каштелян краковский коронный гетман Николай Потоцкий, на левом — польный гетман Мартын Калиновский.

Король занял место в центре. Справа от его корпуса находился лес. Перед полком стояли пушки Сигизмунда Прицинского.

Чтобы не дать казакам свободно построиться для атаки, король приказал вести артиллерийский обстрел, а сам собрал командующих на совет. Оба гетмана, Калиновский и Потоцкий, может быть, впервые в жизни вдруг сошлись во мнении. «Не лучше ли отложить битву до завтра? — предлагали они. — Ветер в лицо. Казаки сразу же получают преимущество».

Князь Иеремия на совете не был, но, получив известие о том, что многие склоняются отложить битву на завтра, прислал Яна Денгофа заявить от имени левого фланга, что тотчас начинает битву.

— С Богом! — сказал король, поднимаясь.

8

Против правого крыла польской армии стоял хан Ислам Гирей. Против левого — Хмельницкий. Князь Иеремия начал наступление двенадцатью полками, среди которых главной силой были испанские рейтары, наемники. Казаки атаковали наступающих и, перемолотив треть армии Вишневецкого, заставили отступить.

На левом фланге наступило затишье.

Татары ударили из лесу. Королевский корпус развернулся направо и остановился, а потом, когда татарам на помощь подоспели казаки, отступил на прежние позиции и двинул на татар и казаков свежие полки и пушки.

Не выдержав натиска, татары отхлынули к горе. На горе этой стоял ханский шатер. Король приказал взять гору, но татары отбили атаку польской конницы, а казаки приняли вызов королевских пушкарей и начали дуэль. Две пушки ударили по королю. Одно ядро упало у ног его величества.

Король ушел с опасного места, поднялся на пригорок. У леса реяло на ветру белое полотнище ханского знамени.

— Если возможно стрелять по королю, то нет запрета и на хана! — улыбнулся король. — Попросите пана Прицинского потревожить их ханскую милость.

Ядро врезалось в живот мурзе. Кровь брызнула в лицо хану.

— Алла-а-а! — тихо заскулил Ислам Гирей, пятясь от кровавой лужи, от мурзы, бившегося в агонии. — Алла-а-а!

Хан беспомощно озирался.

— Да посадите же меня на коня! — закричал он пронзительно, закатывая глаза.

Его подхватили на руки, посадили в седло, и тут еще несколько ядер упали вокруг.

Ислам Гирей заколотил ногами по бокам лошади, поскакал, крича бессвязное, и за ним, обвалом, помчался весь татарский кош, бросив все награбленное.

9

Богдан Хмельницкий видел бегство татар с горы.

— Где Тимош? — спросил он у Ивана Выговского.

— Я здесь!

Тимош стоял среди казацких старшин.

— Едем! Нужно вернуть хана! Выговский, ты тоже мной! — У Богдана дрожал подбородок, почти не видя, окинул взглядом старшин. — Джалалия, ты самый здесь старший. Будь наказным!

Всего с двумя казаками охраны помчались за ханом. Рыскали по степи туда и сюда, и наконец беглец сыскался.

Хан стоял в четырех верстах от Берестечка, в Козине. Татары для безопасности вырезали всех жителей села.

Как по раскиданному муравейнику скакал гетман со своими спутниками. Со всех сторон стекались к Козину татары.

— Меня чуть не убили! — бешено затопал ногами Ислам Гирей, брызжа слюной в лицо Хмельницкому.

— Война, — сказал спокойно гетман.

— Зачем мне такая война, если меня убьет!

— Великий хан, верни войско в бой! — Богдан опустился перед владыкой Крыма на одно колено. — Мы потеснили левое крыло поляков. Уверяю тебя, они ничего не поняли. Твой отход — это всего лишь превосходная ловушка. Если поляки попытаются окружить казачье войско, ты ударишь в самое больное место.

— Нет, Богдан! — хан прятал глаза.

Они сидели в каменном доме какого-то местного богача теперь, как и все в Козине, убитого, сидели на полу, на сорванном со стены ковре.

— Нет, Богдан, я не пойду туда. Я видел дурной сон… Мне сегодня приснилось, будто белый орел сел мне на голову и расклевал мне затылок в кровь. Я сорвал орла с головы, бросил моим слугам, но тут мне поднесли питье. Я выпил и по глазам рабыни понял, что она дала мне яд. Как видишь, я жив. Это всего лишь был сон, но я не хочу испытывать судьбу. Белый орел — польский орел.

— Великий хан! Если снится дурное, значит, все будет наоборот. Хочешь, я подарю тебе Марушу. Она в чародействе и гаданиях не знает себе равных. Ни разу меня не обманула.

— Я не верю чародеям, Богдан! Я верю моим стрелам, которые я поутру пускаю в моем Бахчисарае в цель. Только я последний год этой забавой себя не тешу. Мы с тобой, гетман, старые, нам надо жить спокойно. Ступай! Время намаза.

Хмельницкий вышел от хана, голову держа высоко, чтоб не выказать слабости перед Сефирь Газы и другими глазастыми мурзами.

К нему подошли Выговский и Тимош.

— Разыщи своего Ису! — сказал Богдан сыну. — Узнай, что хан затевает. Упроси хоть ширинцев вернуться. А ты, Иван, — гетман тронул за плечо Выговского, — будь возле Сефирь Газы, можешь обещать ему хоть само солнце.

Аслам-мурза приблизился к гетману.

— Хан отдыхать повелел гостю.

Отвел Богдана в соседний дом.

Тимош принес недобрые вести. Сын Тугай-бея Иса сказал своему названому брату, что у хана с королем тайный уговор — не дать казакам победы. Помогать казацкому войску запрещено под страхом ханской немилости.

— Плохи наши дела, — сказал Богдан.

На следующее утро его допустили пред очи Ислам Гирея.

— Войско Запорожское стоит табором, — сказал хан. — И без тебя стоит.

— Великий хан, мы клятву дали перед Богом быть в дружбе!

— Э! Какая клятва! — засмеялся Ислам Гирей. — Москва твое Запорожское Войско под свою руку взяла. Какой же ты мне друг?

— Если бы Москва приняла нас, бедных, не было бы у меня печали. Где оно, московское войско?

Все вспомнил хану Хмельницкий: измену под Зборовом, грабежи украинских селений и городов, вспомнил свои заслуги перед Крымом.

— Что ты шумишь? — смеялся Ислам Гирей. — Если ты мне друг, пошли на Москву, а короля вместе с собой возьмем.

На следующий день Богдана, Выговского и Тимоша держали взаперти. Для разговора явился Сефирь Газы.

— Пусть меня к войску отпустят! — требовал Хмельницкий.

— Завтра! — пообещал он.

И точно: назавтра хан прислал за Богданом. Встретил как лучшего друга.

— Решили мы уходить домой, а ты можешь ехать к войску.

— Значит, бросаешь меня на съедение волкам.

— А ты тоже домой поезжай, — предложил хан. — Я от поляков слышал: у них с казаками переговоры. Казакам твоим обещано помилование, если тебя они выдадут. Так что думай, куда тебе ехать.

Богдан сунул руку за пазуху и вытащил, держа что-то в крепко зажатом кулаке.

— Помоги,