Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Марго не погружалась в сон, – мрачно возразила Робин, жуя чипсы. – Она вышла из амбулатории на своих двоих.

– Только если допустить…

– …что Глория не солгала. Это понятно, – сказала Робин. – Но как они с Тео… не может же быть, что эта Тео была не при делах? Как Глория с Тео сумели накачать Марго барбитуратами до потери сознания? Не забывай: если Айрин говорит правду, то Марго никому не позволяла наливать ей чай. А если верить словам Дженис насчет дозировки, то человек отключается только от лошадиной дозы.

– Резонно. Итак, вернемся к тому небольшому эпизоду с таблеткой в чае…

– Неужели ты этому поверил?

– Конечно, – ответил Страйк, – ведь если это ложь, то она совершенно бессмысленна. Одна-единственная таблетка не тянет даже на любопытный казус, верно? Зато она требует пересмотреть старый вопрос: могла ли Марго знать или подозревать, что Бреннер – наркозависимый? Она могла, скажем, заметить, что порой он нарушает профессиональную этику или представляет опасность для больных. Но тогда она бы не смолчала. И мы только что услышали интереснейшие подробности из жизни Бреннера, который, оказывается, перенес психологическую травму, был глубоко несчастен и одинок. А что, если Марго угрожала ему разоблачением? Потерей статуса и престижа? Что у него еще оставалось? Человек способен убить и за меньшее.

– В тот вечер он ушел с работы раньше, чем Марго.

– А вдруг он где-то ее поджидал? И предложил подвезти?

– В таком случае она бы, я думаю, насторожилась, – сказала Робин. – Не потому, что боялась физической расправы, а потому, что опасалась, как бы он не закатил скандал, что было, насколько мы знаем, вполне в его характере. Я бы, честно скажу, лучше пошла пешком по сырости. А она была намного моложе его, рослая, в хорошей форме. Мне сейчас не вспомнить, где он проживал…

– Со своей незамужней сестрой; минутах в двадцати езды от амбулатории. Сестра заявила, что он вернулся домой в обычное время. Сосед, гулявший с собакой, подтвердил, что видел его в окне примерно в одиннадцать вечера… но мне не приходит в голову ни одной другой возможности использования барбитуратов, – продолжал Страйк. – Как отметила Дженис, у них была высокая уличная стоимость, а Бреннер, судя по всему, сделал немалый запас. Быть может, кто-то из посторонних прознал, что в амбулатории хранится товарное количество ценного препарата, но Марго смешала все карты.

– И скончалась прямо в амбулатории, а это значит…

– …что перед нами опять замаячили Глория и Тео. Глория и Тео положили глаз на эти наркотики. А мы только что узнали…

– …про брата-наркоторговца, – подхватила Робин.

– Как понимать твой скептический тон?

– Айрин собиралась прижучить Глорию, так?

– Да, так, но тот факт, что у Глории был брат-наркоторговец – это ценная информация, равно как и другой факт: что в амбулатории хранился запас наркотиков – бери не хочу. Бреннер наверняка боялся огласки, а потому вряд ли стал бы заявлять о краже, то есть ситуация сложилась весьма благоприятная.

– Брат-преступник еще не делает преступниками своих родных.

– Согласен, но от этого мне еще больше охота разыскать Глорию. Как говорится, «у следствия появились вопросы»… А кроме того, надо еще разобраться с абортом, – сказал Страйк. – Если Айрин не врет, что из медицинского центра звонили для подтверждения записи…

– Вот именно: если, – вставила Робин.

– Не вижу здесь лжи, – сказал Страйк. – Но причина противоположна той, которую мы обсуждали в связи с таблеткой в чашке Бреннера. Эта ложь была бы слишком большой. Люди обычно не придумывают такие вещи. Короче, в то время она поделилась с Дженис, и их мелкая склока о врачебной тайне выглядит вполне достоверной. И К. Б. Оукден тоже не с потолка взял свой рассказ. Не удивлюсь, если наводка поступила от Айрин. Мне кажется, она из тех женщин, которые не упускают шанса добавить что-нибудь от себя или посплетничать.

Робин промолчала. Ей только раз в жизни случилось испугаться, что она беременна, и у нее по сей день сохранилось воспоминание о том огромном облегчении, какое она испытала, узнав, что это была ложная тревога и ей не придется больше обсуждать это с посторонними и подвергаться еще одной интимной процедуре, несущей с собой новую кровь и новую боль.

А что, если женщина собирается сделать аборт от мужа? – подумала она. Неужели Марго могла бы на такое решиться, уже произведя на свет сестренку этого нерожденного младенца? Что творилось у Марго в голове за месяц до исчезновения? Быть может, она тихо сходила с ума, как Тэлбот? За последние несколько лет Робин поняла, какое это таинственное существо – человек, даже для тех, которые мнят, будто знают его как облупленного. Измена и двоеженство, причуды и фетиши, воровство и мошенничество, травля и запугивание – она соприкоснулась с таким количеством тайных жизней, что уже потеряла им счет. Но никогда не заносилась перед обманутыми и одураченными, которые приходили в агентство ради установления истины. Разве сама она не считала, что изучила своего мужа вдоль и поперек? Сколько сотен ночей они сплетались, как сиамские близнецы, шепча признания и дружно смеясь в темноте? Почти половина ее жизни прошла рядом с Мэтью, но только найдя бриллиантовую сережку в их супружеской постели, она поняла, что он ведет свою, отдельную жизнь и, скорее всего, никогда не был тем мужчиной, которого она знала как саму себя.

– Тебе не хочется думать, что она сделала аборт?

Страйк интуитивно угадал – хотя бы отчасти – причину ее молчания. Но вместо того чтобы ответить, она задала встречный вопрос:

– А ее подруга Уна не выходила с тобой на связь?

– Разве я не рассказывал? – спохватился Страйк. – Как же, как же, только вчера получил от нее мейл. Она была викарием, пока не ушла на покой, и охотно встретится с нами в Лондоне, когда приедет на рождественские распродажи. Точную дату сообщит дополнительно.

– Это хорошо, – оживилась Робин. – Знаешь, мне не терпится побеседовать хоть с кем-нибудь, кто по-доброму относился к Марго.

– К ней по-доброму относился Гупта, – сказал Страйк. – Да и Дженис тоже, она сама только что в этом призналась.

Робин вскрыла новый пакет чипсов.

– Этого следовало ожидать, согласись, – сказала она. – После всего случившегося многие делают вид, что питали к Марго добрые чувства. Но Айрин даже вид не делает. Тебе не кажется, что это несколько… нарочито… сорок лет держаться за свои обиды? Бить лежачего? Неужели ты не допускаешь, что ее заявления… ну, не знаю… что это политика.

– Трубить об их дружбе?

– Вот-вот… но Айрин, вероятно, знала, что слишком многие могут засвидетельствовать обратное. Как ты расценил анонимные записки? Факт или вымысел?

– Вопрос, конечно, интересный. – Страйк почесал подбородок. – Айрин со смаком рассказывала, что Марго обзывали бранным словом на букву «п», но «адский огонь» – такого с ходу не придумаешь. Я бы скорее ожидал услышать что-нибудь вроде «заносчивая сучка».