Юся и Эльф - Екатерина Лесина

будто от того, сколь тщательно пережует он эту капусту, зависит личное его будущее.

– Что ж ты так, девонька? – это было произнесено с легкой укоризной.

А я что? Я ничего. Я вот стою и о жизни, может, думаю, которая у меня на редкость волнительной выходит. Надо было на теоретическую магию идти. Или в артефакторы.

Сидела бы сейчас в каком-нибудь подвальчике, клепала бы амулетики… эх, не судьба. И ведь главное-то что? Главное, что это вот спокойствие мое нынешнее, оно совершенно ненормально.

Мне бы в слезы. Или там умолять о пощаде… от меня ждут, что я сейчас расплачусь и стану о пощаде умолять. Вот только подсказывает мне что-то – не пощадят.

У них заказ. А раз так…

– Упертая, стало быть… не скажешь добром?

Он сунул руку в бочку и словно бы задумался, окинул меня взглядом, будто примеряясь, помещусь я в этой бочке или нет.

Я не согласна. В бочку.

Мало того что помирать, так еще и смерть на редкость идиотская: захлебнуться рассолом демонической капусты.

– Скажу, – я улыбнулась этак виноватенько, как на зачете у нашего недоброго мастера Грауберга, славившегося своею занудностью и просто-таки принципиальным нежеланием признавать, что и у женщины могут иметься мозги.

Поговаривали, что нежелание это являлось естественным следствием неудачной женитьбы, но… В общем, чтобы сдать зачет Граубергу, следовало улыбаться и притворяться дурой. И чем дурнее, тем оно лучше.

Я хлопнула ресницами. Губу нижнюю оттопырила, вспоминая ту, позабытую, казалось бы, рожу, которую долго перед зеркалом тренировала.

Меченый крякнул. Не поверил?

Грауберг тоже верить не желал, все ходил кругами и вопросами мучил. Потом все ж поставил свое «удовлетворительно» и высказался… В общем, я и теперь-то не особо вспоминать желаю о том, как высказался.

– И что ты скажешь?

– Все скажу, – я потупилась. И пальцами пошевелила.

Оцепенение почти сошло, однако менталист, казалось, не ощутил, что жертва его получила возможность двигаться. Он, устроившись рядом с бочкой, опершись на нее, сосредоточенно жевал капусту. И вот честное слово, не нравилась мне эта его… целеустремленность.

Не может нормальный человек так есть.

А он ел. Совал руку в бочку. Зачерпывал.

Запихивал в рот, пока щеки не раздувались. Вздыхал. Всхлюпывал, выпуская пузырики слюны, и, клянусь, это несказанно забавляло демона, присутствие которого я ощущала всей кожей. Челюсти Краша двигались, перемалывая очередную порцию…

– Так уж и все?

– Все-все, – поспешно закивала я, прикидывая, успею сплести заклятие или нет. И сработает ли оно, ведь люди-то живые.

Живых мне убивать не приходилось. И не хотелось.

А вот демон, он не отказался бы. Он бы с удовольствием. Я даже ощутила тягучее, словно патока, желание увидеть, как льется красная-красная кровь.

Что-то там и про кишки с мозгами было.

Я сглотнула и, подозреваю, побледнела, иначе с чего бы Меченому таким довольным быть.

– Все, стало быть? – он вытащил ножик.

Серьезный весьма ножик. С клинком длинным, слегка изогнутым. Поверхность черненая. По кромке, коль приглядеться, искры бегают.

– И это правильно… – острие ножика уперлось мне в горло.

Мне стоило немалых усилий не отшатнуться. Вот с детства не люблю, когда в меня всякими посторонними предметами тыкают.

– И это… ты умничка… – он икнул, а клинок пропорол мою рубашку. Почти новую, между прочим! И в кожу вошел, всего ничего, даже больно не было.

А вот кровью запахло. И запах я этот ощутила, как говорится, всем телом своим.

– Так и где?

– Там, – я мотнула головой. – На полке. За банками. С огурцами.

Взгляд Меченого переместился на полку к упомянутым огурцам.

– В шкатулочке. Открывать настоятельно не рекомендую.

– Надо же… эй, глянь…

Краш не услышал, он жевал капусту, повизгивая от удовольствия.

– Вот же… крыша поехала? Слыхал, бывает такое…

Не совсем то, но с дамским угодником явно творилось неладное, и главное, я не могла понять, что именно, потому как характерных для крыс пятен видно не было. Вот слюна текла на белый плащ нитями, и выражение лица сделалось одновременно восторженным и слегка идиотичным.

– Бывает, – подтвердила я. – Перенапрягся… и вот.

Я скрутила пальцы, выплетая из силы заклятие.

Демона им отдавать нельзя, как и кольцо. Умирать тоже страсть как не хочется.

– Перенапрягся? – на физии Меченого отразились сомнения. С одной стороны – ему явно хотелось поскорее заглянуть за банки, убедиться, что шкатулка там. С другой – обезумевший вдруг напарник, да и я сама, вся такая несчастная, внушали некоторые подозрения.

– Ага… чужие мозги ломать – это не в носу ковыряться… – я постаралась съежиться и тихо спросила: – Вы ведь не уйдете так? Просто… возьмете и…

Меня похлопали по лицу с почти отеческой нежностью:

– Не бойся, девонька, мы тебя небольно убьем.

Демон обрадовался. Правда, с заявленным гуманизмом он согласен не был категорически.

Между прочим, знаешь, что с тобой папенька сделает? И я вот не знаю. Но вряд ли в подвалах прятать будет. Скорее уж задействует, мать его, весь ресурс.

Демон обиделся. Немного.

А Меченый сказал:

– Приглянь за ней. А ты, девонька, стань вот тут, – он сам развернул и пихнул меня в закуток между ящиком для картошки, в котором, что характерно, она и хранилась, правда, несколько мумифицированная, и стеной. – Шелохнешься, получишь нож в печенку. А я после добавлю. Ясно?

Я кивнула.

Яснее не бывает. Только повернулась лицом от стены, потому как она грязная и липкая. И да, я знаю, что хозяйка из меня так себе, но…

Жаль, Грете письмо не написала. И не сказала, что люблю ее.

И Эль тоже расстроится… Наверняка.

Он вообще чувствительный. И принципиальный. И стало быть, мою смерть, коль она все же случится, не оставит без последствий. Полезет копать и… ляжет сам. Или уже?

Сердце заколотилось. Мой папочка, чтоб его… да, и демоны тоже… он бы не стал полагаться на волю случая.

Нет. Не время думать о плохом. Потом пострадаю, если жива останусь. А я должна бы.

Меченый пыхтел. Банки покачивались, а в дальнем углу копошилось нечто, явно большое, живое и недоброе. Шкурой чую. Оно, это нечто, ждало.

Чего?

– Так ить… надо же… красота какая! – Меченый добрался-таки до шкатулки.

И в руки взял. И руки эти, что характерно, не отсохли, не отвалились. Правда, из носа его выползла капля крови, но это, может, так, безотносительно шкатулки.

– Нехорошо красоту такую в пыли-то…

Тоже мне ценитель.

Он шел ко мне, слегка прихрамывая. Одной рукой шкатулку прижимал к груди. В другой был нож, на который Меченый смотрел… с предвкушением. Сдается, соврали мне насчет быстрой-то смерти.

Сплетенное заклятие развернулось. И осыпалось.

– Шалишь, девка, – Меченый захихикал и, сунув