Голос тех, кого нет - Орсон Скотт Кард

— А долгосрочным решением оказалась одна из разновидностей маминого амаранта, — продолжил Миро. — Она там вывела один сорт, который так здорово адаптировался к лузитанской среде, что уже не годился для людей. Слишком много лузитанских белковых структур, недостаточно земных. Но мы посмотрели и решили, что для свинксов подойдет. Я попросил Элу достать мне несколько экземпляров этого неудачного амаранта, естественно, виду не подав, что это важно.

«Я бы на твоем месте не рассуждал так категорично о том, что известно Эле, а что — нет», — подумал Эндер.

— Либо отдал амарант свинксам, показал, как его сажать. Потом — как выращивать, молоть пшеницу, печь хлеб. Вкус у хлеба омерзительный, но они впервые получили возможность как-то обеспечить себе пропитание. С тех пор они все стали жирными и гладкими.

В голосе Кванды послышалась горечь:

— Но они убили моего отца сразу после того, как жены получили первые буханки.

Несколько минут Эндер шел молча, пытаясь уложить все это у себя в голове. Свинксы убили Либо сразу же, немедленно после того, как он спас их от голода? Невозможно, немыслимо, и все же так оно и случилось. Как может эволюционировать общество, убивающее тех, кто больше всего делает для его выживания? Свинксы должны были поступать совсем наоборот — награждать отличившихся, увеличивая возможность размножения полезных особей. Именно так все общины повышали шансы своего выживания как группы. Ну как могли свинксы выжить, если систематически убивали тех, кто оказывался самым приспособленным и полезным?

Но и среди людей были похожие прецеденты. Эти двое ребят. Миро и Кванда, с их Сомнительной Деятельностью — с точки зрения логики и здравого смысла, они поступали лучше и мудрее, чем Звездный Конгресс, напридумывавший для них запретов. Но если их поймают, то увезут отсюда на другой мир — это тоже своего рода смертный приговор, ибо все, кого они знали здесь, умрут, прежде чем ксенологи смогут вернуться. А еще их осудят и, может быть, посадят в тюрьму. Ни их идеи, ни их гены не будут использованы, и общество от этого только обеднеет.

Но то, что люди время от времени совершают нечто подобное, не делает этот выбор разумнее. Кроме того, арест и суд над Миро и Квандой, если они вообще произойдут, приобретут некий смысл, если рассматривать человечество как некое сообщество, а свинксов — как его врагов и считать все, что помогает свинксам выжить, угрозой для человечества. Тогда людей, помогающих свинксам, следует наказывать, чтобы помешать свинксам развиваться.

И в этот миг Эндер отчетливо осознал, что законы, регулирующие контакты людей со свинксами, предназначались вовсе не для защиты свинксов. Они гарантировали человечеству сохранение превосходства и власти. С этой точки зрения Миро и Кванда, пустившись в свою Сомнительную Деятельность, предали интересы своего биологического вида.

— Ренегаты, — сказал он вслух.

— Что? — переспросил Миро. — Что?

— Ренегаты. Те, кто отрекся от своих и объявляет родней врагов. Ренегаты.

— А… — кивнул Миро.

— Мы не ренегаты, — сказала Кванда.

— Это и есть мы, — улыбнулся Миро.

— Я не отреклась от человечества.

— Если пользоваться тем определением человечества, которое дает епископ Перегрино, мы отреклись давным-давно.

— Но по моему определению…

— А если пользоваться твоим определением, — вмешался Эндер, — свинксы — тоже люди. Именно поэтому вы и есть ренегаты.

— А мне казалось, вы обвинили нас в том, что мы обращаемся со свинксами, как с животными, — удивилась Кванда.

— Когда вы не признаете за ними права на ответственность, когда вы боитесь задавать им прямые вопросы, когда вы пытаетесь обмануть их — тогда вы обращаетесь с ними, как со зверями.

— Иными словами, — повернулся к ней Миро, — когда мы выполняем приказы Комитета.

— Да, — твердо сказала Кванда, — да. Тогда это правда. Мы действительно ренегаты.

— А вы? — спросил Миро. — Почему вы стали ренегатом?

— О, человечество давным-давно послало меня к чертям. Вот так я и сделался Голосом Тех, Кого Нет.

И тут они выбрались на поляну.

За обедом не было ни матери, ни Миро. Эле это казалось просто замечательным. Когда кто-либо из них сидел за столом, Эла теряла свою власть старшей и не могла справиться с детьми. И вдобавок ни Миро, ни мама не пытались занять место Элы, место хозяйки. Никто не слушался Элу, хотя только она и пыталась поддержать порядок. А потому в доме было куда спокойнее без матери и старшего брата.

Не то чтобы малыши без них вели себя особенно хорошо. Они просто меньше сопротивлялись и возражали. Эле приходилось только время от времени рявкать на Грего, чтобы он не пинал Квару под столом. Да и Квим с Ольядо держались тихо, не шпыняли друг друга. До конца обеда.

Квим откинулся на свинку стула и злобно улыбнулся младшему брату.

— Так это ты показал этому шпиону, как забраться в мамины файлы?

Ольядо повернулся к Эле:

— Ты снова оставила лицо Квима открытым, Эла. Ты должна приучить себя к аккуратности. — Этой шуткой Ольядо попросил ее вмешаться.

А Квим не хотел, чтобы Ольядо помогали.

— На этот раз Эла не на твоей стороне, Ольядо. На твоей стороне никого нет. Ты помог этому проклятому шпиону пролезть в файлы матери, а значит, точно так же виновен, как и он. Он слуга дьявола, и ты тоже.

Эла почувствовала, как Ольядо наливается яростью. На мгновение перед ее глазами промелькнула картина: Ольядо швыряет в Квима тарелкой. Но мгновение прошло. Ольядо успокоился.

— Извините, — сказал он. — Я не нарочно. Мне очень жаль.

Он сдавался. Уступал Квиму. Признавал, что тот прав.

— Надеюсь, — вступила она, — ты хотел сказать, что жалеешь, что твоя помощь Голосу не была сознательной. Надеюсь, ты извинялся не за то, что стал ему другом.

— Конечно, он просит прощения за то, что помогал шпиону, — прошипел Квим.

— Потому что, — холодно продолжала Эла, — все мы должны помогать Голосу, как только можем.

Квим вскочил на ноги и перегнулся через стол, чтобы прокричать ей в лицо:

— Как ты можешь такое говорить? Он шпионил за матерью, он вынюхивал ее секреты, он…

К своему удивлению, Эла тоже вылетела из кресла, оттолкнула Квима и сама перешла на крик:

— Секреты матери породили половину отравы, заливающей этот дом! Ее тайны искалечили всех нас, и ее в первую очередь. И, наверное, единственный способ исправить все это — украсть все ее тайны, вытащить на поверхность и уничтожить! — Она заставила себя прекратить кричать. Оба мальчика — и Квим, и Ольядо — стояли перед ней, прижавшись к стене, как будто ее слова были пулями, а столовая — местом расстрела. Спокойно, настойчиво Эла сказала: — С моей точки зрения, Голос Тех, Кого Нет — наша единственная возможность снова стать семьей. И секреты матери — единственный барьер на его пути. Поэтому сегодня я рассказала ему все, что знала о содержании ее записей. Я отдала ему каждый обломок правды, какой смогла найти.