Тропами Снайпера. Долг обреченных - Константин Кривчиков

– Максимум полчаса, и полностью стемнеет, – авторитетно заявила Мара. – Видишь, какая облачность? Звезд совсем не видать. Впрочем, здесь почти постоянно так. Давай, напяливай свое барахло, и двинули.

– Куда?

– Тут недалече одна развалюха есть – охотничья, что ли. Там можно переночевать. Если шустрей шагать, то до полной темноты успеем.

– По Зоне быстро ходить нельзя, опасно. В аномалию можно вляпаться.

Девушка негромко рассмеялась:

– Тоже мне, сталкер. Не дрейфь, я первой пойду. Меня Зона любит.

Говоря так, Мара если и шутила, то лишь отчасти. О том, что ее любит Зона, сказал однажды Кащей. Это случилось уже после того, как по заданию Ирода Марусю похитили из психиатрической лечебницы и доставили за Периметр. Девушка какое-то время находилась не в себе. Как выражался Ирод – в межеумочном состоянии. Вот тогда больным сознанием бедняжки и занялся Кащей.

Мудрил он над «пациенткой» около полугода и все-таки кое-что намудрил. Маруся избавилась от психопатических приступов и стала вести себя, как нормальный, вменяемый человек. Или почти нормальный. Кащей полагал, что излечение произошло благодаря особым излучениям, существующим в Зоне. И однажды произнес: «Марусю любит Зона, она для нее – как дочь». Говорил это псионик Ироду, но Мара присутствовала при разговоре и запомнила.

А с нынешней весны у девушки появилась еще одна причина считать, что Зона испытывает к ней если и не любовь, то особое расположение. Причина была напрямую связана с ожерельем из «черных брызг», подаренным отцом. Надев ожерелье, Мара словно обрела специфическое внутреннее зрение. Выражалось оно в том, что девушка стала интуитивно ощущать аномалии, а иногда и определять (видеть) их по некоторым признакам. Но первый сигнал опасности всегда подавали «брызги», вдруг начинавшие нагреваться, а внутри них появлялись алые, будто раскаленные, огоньки.

В какой-то момент Мара уверилась в наличии у нее исключительной, сверхчеловеческой интуиции, что-то вроде чутья на опасности. Правда, интуиция не сработала, когда девушку повязали «армейцы» в Форте Баярд. Попалась она, надо заметить, слишком просто, даже глупо. Однако Мара списала прокол на случайность и на то, что Форт – это как бы и не Зона, а отдельная огороженная территория, вот интуиция и не сработала. Зато потом опять началась пруха.

Комбинация, которую она провернула при помощи наивных близнецов, – разве не пруха? И то, что ее не застрелил Антон, – разве не свидетельство особого отношения Зоны?

Вот и сейчас Мара не сомневалась в том, что благополучно доберется до охотничьей избушки и никакие аномалии и ночные мутанты-шатуны ей не помешают. Она потрогала ожерелье – черные шарики были теплые. Ну, это и понятно, ведь они находились всего в нескольких метрах от «мертвой трясины», которая наверняка что-то излучала.

– Я не могу допустить, чтобы ты шла первой, – сказал Тимур, закрепляя на себе бронежилет Замполита. Он и в самом деле сидел на богатыре как пошитый по заказу, женский глаз Мары не подвел. – Это очень рискованно. Уж лучше пусть я погибну.

– Чем это лучше? – спросила девушка. – Ты чего, жить не хочешь?

– Дело не в этом. Но если ты погибнешь, как я верну тебе Долг Жизни?

Мара озадаченно поморгала ресницами. Затем, усмехнувшись, сказала:

– Странные вы люди, москвичи. Словно на другой планете живете. Небось еще и место в трамвае женщинам уступаете?

– Трамваи у нас не ходят. Уже очень давно.

– Вот и я о том же. Не из Москвы ты, парень, там такие порядочные не выживают. Ладно, если ты уж так сильно хочешь, тогда возьмешь меня под руку. Давно я так ни с кем не прогуливалась. А хочется.

Она, конечно же, шутила. Но в ее шутке была доля истины.

* * *

Мара не ошиблась, оценивая реакцию Вальтера. Узнав ее голос, он в первое мгновение потерял дар речи. И на его месте любой бы потерял. Всего он ожидал, в том числе и гибели Замполита, раз уж тот долго не выходил на связь. Да и сигнал красной ракеты настраивал на мрачные ожидания. Но чтобы рация вдруг заговорила голосом дочери Ирода? Этой сумасшедшей психованной девки, которую он уже списал со счетов? Нет, такое ему и в страшном сне не могло привидеться.

Выйдя из ступора, Капитан чуть сам с ума не сошел – от ярости. Аж в глазах почернело.

– Газу! – заорал он водителю БТР, который находился рядом на левом сиденье. – Жми на полный! Они где-то рядом!

– Кто – они??? – водитель бросил на разъяренного командира испуганный взгляд и снова уставился в окошечко ветрового бронестекла.

– Враги, мать твою, идиот! Я тебе сказал, жми на полный!

– Командир, опасно! Я и так ни черта не вижу. Темно уже, да еще эта дымка.

– Так открой, мать твою, люк! – приказал Вальтер, брызгая слюной. – И газуй! Тут дорога прямая, дуй по колее – и все.

Капитан понимал степень риска, когда требовал от механика-водителя развить максимальную скорость. Но отступать было поздно. Он уже рискнул головой, когда заключил контракт с Ланским. Теперь оставалось только идти до конца, по принципу «или пан, или пропал».

Вальтер буквально взбесился, когда услышал издевательский голос Мары. Он звучал настолько отчетливо, что показалось, будто достаточно руку протянуть, чтобы схватить паршивую девку за горло. Она ведь и впрямь могла находиться где-то рядом, возможно, около оврага, где намечалось проведение обмена. Правда, непонятно было, каким образом у нее очутилась рация Тамма. Неужели его убили или захватили в плен?

«Чертовщина какая-то, – думал Вальтер. – Но не возвращаться же теперь назад? Я должен во что бы то ни стало разобраться в этой истории. Разобраться здесь и сейчас. Не мог же целый отряд на БМП просто взять и раствориться в воздухе. Не мог! Но Зона – это такое место, где нельзя откладывать на завтра. Иначе можно никаких концов не найти».

Водитель откинул люк и выжал акселератор. Не на полную катушку, разумеется, как в бешенстве потребовал Капитан, – это было бы уже натуральным самоубийством. Однако газку все же прибавил. Потому что знал: с Вальтером шутки плохи, он и пристрелить может.

Непосредственно из люка видимость была лучше, чем через бронированное ветровое стекло. Оно ведь, собака, еще и запотевало снаружи от тумана. Но главная проблема все же заключалась не в условиях видимости, а в скорости. Если бы они передвигались медленнее, то водитель, возможно, заметил бы воронку, которая образовалась на месте гибели Митяя. А заметив, обогнул бы ее по обочине.

Увы, водитель не заметил. И бронетранспортер въехал в воронку передним левым колесом, то есть с той стороны, где расположено сиденье механика-водителя. Яма полуметровой глубины для БТР некритична, да и диаметр ее был относительно невелик – примерно полтора метра. Попадание в подобную воронку само по себе не обязательно должно было повлечь за собой серьезную аварию, не говоря уже о катастрофе. Катастрофа заключалась в другом. В том, что на этом месте – прямо над ямой – продолжала караулить очередную жертву аномалия «жара».