Картахена - Лена Элтанг

– Не очень.

– Ты принимаешь дохлых пчел за изюм, парень. Все знают, что есть мертвецы, которых нельзя примирить со смертью. Человек, которого убили как собаку, продолжает взывать к отмщению. Его не сравнить с воином, который сам выбрал себе кончину.

Вот кого сделать бы основным персонажем, подумал Маркус, открывая нужный файл и пытаясь справиться с дрожью в пальцах. Жаль, что он не имеет отношения к моей истории. Но я непременно возьму его в эпизод.

* * *

Удивительно, как ловко перепутаны нитки в этом балаганчике, с виду безнадежно разболтанном. Его первое итальянское путешествие началось с разговора в пабе в один из ненастных дней ноттингемской весны. Не могу поехать в Италию, сказал он, когда, закончив с уборкой, они с другом присели за стойку, чтобы выпить по полпинты перед тем, как двери паба откроются. Просто не успею утрясти всю эту ерунду с паспортом. При этом я точно знаю, что приглашение не повторится, оно и так висит на волоске, ты же знаешь Паолу. Знаю, кивнул друг, у нее семь пятниц на неделе, и она намного старше, чем следует. Но ты можешь взять мой паспорт, раз уж тебе так приспичило.

Спустя столько лет он снова зашел в этот паб, сам не зная зачем. Для того, чтобы вернуть паспорт, наверное. А может быть, для того, чтобы еще раз увидеть табличку «здесь не мыли пол с 1912 года» и вдохнуть этот ни на что не похожий запах: смесь воска, пролитого пива, табака, старой кожи и влажных опилок. И что же – итальянское письмо дожидалось его в одном из ящиков барной стойки, а в нем старая пенковая трубка, записка от Петры и досье. И разумеется, копия письма, адресованного комиссару. Девчонка не поленилась его скопировать, чтобы Маркус точно знал, что от возмездия ему не уйти.

Письмо было не просто глупым и самоуверенным, оно было китайским по сути, если говорить о конфуцианском Китае. Поднебесная являлась венцом творения, окруженным безграмотными варварами, которые обязаны почитать Сына Неба и приносить ему дань. Заносчивые англичане, приплывшие к китайским берегам в конце восемнадцатого века, сами написали на своих флагах: те, кто принес дань из далекой страны. Стыд проедает мне кожу, написала она. Господи ты боже мой. Проходимец и лжец, написала она. Бедное кудрявое дитя, что за стружки у тебя в голове?

Господин комиссар, вчера я окончательно убедилась в том, что вы не желаете меня слушать, и я понимаю почему. Вам удобнее думать так, как вы думаете.

Я решила вернуться в Кассино, чтобы продолжать учебу. Однако мой отъезд не означает отступления. Я оставляю вам свой дневник, в надежде, что вы отнесетесь к нему как к серьезному расследованию. Вы всеми силами старались избежать нашей встречи, и я сделала выводы: дело моего брата закрыто, и вы не намерены к нему возвращаться. Я вела эти записи в течение трех с лишним месяцев, они начаты в день смерти моего брата, Ринальдо Понте, вернее – в день его похорон, и закончены сегодня, в день моего отъезда в университет.

Я оставляю вам дневник, чтобы вы могли спокойно прочесть его и понять, как я пришла к своим выводам. Теперь я вижу, что проще оставить вам всю тетрадь целиком, чем пытаться описать в деталях ход расследования, тем более что многие моменты я помню уже не так хорошо.

Прикладываю сюда записи убийцы, сделанные им в своем блоге – под замком, разумеется, который я сумела взломать. Я сделала для себя копию того, что вы получите, и увожу ее с собой на случай, если вам вздумается вышвырнуть это в мусорную корзину. Соединив эти тексты, вы увидите ясную картину событий. Одного из преступников вы уже не достанете, он сам стал жертвой, надеюсь, его прах смешался с собачьим дерьмом, а сам он лижет сковородки в аду. Второй еще жив и должен ответить по закону. Его имя вы узнаете из моих записей, хотя у него может оказаться много имен, ведь он привык выдавать себя за кого-то другого. Так же как привык использовать людей для своих целей, это холодный манипулятор, проходимец и лжец. Стыд проедает мне кожу, когда я думаю, что он ее касался.

Добравшись до сути тем же путем, которым добиралась я, вы поймете мою настойчивость и позвоните мне, и тогда я приеду снова. И вот еще что. Поначалу я вела дневник для себя, пытаясь справиться с горем, обрушившимся на нашу семью, но постепенно привыкла записывать сюда свои размышления и гипотезы, связанные с делом моего брата. Мне нужен был не только собеседник, но и ежедневник, чтобы не запутаться. Тогда мне не приходило в голову, что придется показывать эти записи постороннему человеку, поэтому дневник носит довольно откровенный характер, пусть вас это не смущает.

Перед тем как оставить дневник в комиссариате, я перечитала его от корки до корки и уничтожила страницы, которые вас не касаются. Речь там шла о моей частной жизни. Вместе с ними я намеревалась выдрать страницы, унижающие память моего брата, однако после долгих раздумий оставила их на месте. Картина расследования без этих сведений не будет полной.

Прочтите это, и вы увидите, что я знаю, кто убил моего брата. Посадите его сообщника в тюрьму.

* * *

Ночью ему снился запах Паолы. Он различал в нем три основные ноты: мяту, черный перец и апельсиновую цедру, иногда мята пропадала, если день был очень жарким, зато апельсины были неизменны. Наверное, это были духи, но он не знал их названия – ни тогда, ни теперь. Вернувшись в Ноттингем, он несколько раз заходил в парфюмерную лавку на Пиджин-роуд и перебирал флаконы в надежде наткнуться на этот запах, но ничего даже отдаленно похожего не обнаружил.

Проснувшись, он долго лежал в кровати, пытаясь восстановить впечатление, но это был особый вид чувственной памяти, пробуждавшийся только во сне, и у него опять ничего не получилось. Спустившись в столовую мотеля, он вдохнул ваниль и пережженный кофе, и запах Паолы окончательно исчез, как будто и не было его.

За завтраком у него появилось несколько вариантов пароля к блогу флейтиста, но проверить их было негде: на дверях почты висела табличка «закрыто», а брести по жаре в Аннунциату ему не хотелось. Однако странное чувство – целый день жить в мире без Интернета, должен же он быть у кого-нибудь: на почте, в мэрии или у тех же полицейских? Он несколько раз открывал свой лаптоп в разных местах поселка, надеясь поймать хотя бы слабую ниточку Сети, но тщетно: ни Vodafone, ни Wind, ни даже вездесущего Telecom Italia он так и не нашел.

В первый же день в мотеле хозяйка жаловалась ему, что, с тех пор как парламент принял поправки к законам против терроризма, в гостинице даже роутер не подключишь без специального разрешения. Хлопот не оберешься, сказала она, кончится тем, что нас заставят ставить решетки на окна, чтобы защититься от африканцев. Вы заметили, сколько их развелось за последние годы? На нашем автобусном вокзале так же черно, как на тунисском пароме, идущем в Палермо!

Маркус отложил блокнот и уставился в окно, за которым тарахтел не желавший заводиться скутер почтальонши. Какая-то мысль плеснула, будто темная рыбина, и снова ушла на глубину. Он дождался, пока она покажется снова. Решетки! Я сам сказал, что решетки поставили зря, без них часовня выглядела лучше. Обронил однажды в разговоре с Петрой, и, когда пришло время, она спросила себя: откуда он знает, как было без решеток?