Рокировка с прошлым - Александр Лобанов

Не передать, с каким удовольствием я вмазал Рейму. По лицу. Со всей силы. Ногой. Давно мечтал… Правда, стоит признать, лишь вскользь.

Рейм, пользуясь инерцией удара, крутанулся на месте, разорвал дистанцию сразу на пару метров и с воодушевлением крикнул:

– Осалил… Теперь моя очередь!

По помещению прокатился отголосок выстрела. Я вздрогнул. Но ствол револьвера Рейма был нацелен не на меня, а в потолок. Я оскалился и хотел броситься в новую атаку, когда услышал треск. Поднял голову. Несущая балка, и до того трухлявая, после попадания пули потеряла последние остатки целостности и обрушилась. Бревно проломило подгнивший пол. Спустя секунду вниз летел дождь дерева, и я вместе с ним. Пробой… неудача! Слишком близко от кристалла блокировки пространства. Мне необходимо извернуться… Зацепиться… Удар.

Когда мир перестал кружиться и радужные круги ушли из глаз, я застонал. Сломана… пожалуй, большая часть возможного. Ноги мне придавило. Левая рука неестественно вывернута. Что-то разорвало мой бок, на землю вывалилась смесь потрохов с дерьмом и кровью. Боль такая… что даже не чувствовалась. Шок.

Сам я лежал на берегу, в куче отходов у выхода коллектора, чьи стоки сливались в канал. На мое лицо, покрытое бисеринками горячечного пота, падали первые капли стылой мороси через сквозной пролом в здании. Рейм находился тут же. Прислонился к одной из свай, держащих здание, был весел и отряхивал штанину. Заметив, что я смотрю на него, парень подошел:

– Осален. – Смачный щелбан мне по лбу. Затем, чуть подумав, он окунул палец в кровавую мешанину моего выплеснутого нутра. Волна боли чуть не разорвала меня вместе с криком. А Рейм облизал палец и сквозь какофонию мук я услышал: – Вкусно. Друг мой, с тобой весело. Давай теперь в прятки? Я прячусь. Догоняй. – И подпрыгивающей походкой он скрылся во мраке канализации. Хотелось выстрелить в спину гаду, но… никак не прицелиться!

Через полминуты, не более, в поле зрения показался растрепанный Ундерк и еще три пространственника:

– Господин Светоч, так и знал, что найду вас! – Я вздрогнул от собственного прозвища. По привычке хотел разозлиться, но тут понял, что в данном случае слова сказаны с уважением. Неожиданно. – Обрушить здание, чтобы привлечь внимание… умно! Но где же Иммунный?

– Убежал. – Как ни странно, но говорить мне удавалось, хоть с каждым словом нутро разрывало, на губах выступала кровавая пена, а в висках стучала кровь. Только работа владеющих силой и без того основана на боли. – Посмотрите! Вон он!

На несколько мгновений мне удалось создать иллюзию бегущей фигуры, заворачивающей за очередной изгиб берега в паре сотен метров отсюда. Я не солгал. Они сами додумают нужное. При этом усилие и сопровождаемая им боль доконали меня. Тьма поглотила сознание.

Ледяной цветок расцвел в душе. Мгновение – мозг словно парализован. Еще несколько долгих секунд – тело застыло, сведенное судорогой. Лишь сердце натужно гнало кровь, пытаясь заставить жить… а затем я шумно выдохнул. Все прошло, осталось лишь легкое онемение в членах, словно они слегка запаздывали за мыслями.

Я сморгнул. Рука занесена над листком с расчетами. Я за столом в своей квартирке. Раздался стук, судя по дребезжанию, в стекло. Поднял взгляд и установил, что в окно скребется белая, со стальным отливом шерстки ласка.

Стоило ее пустить, как зверек злобно на меня зашипел. После взбежал на плечо и безжалостно вцепился в ухо.

«Госпожа Лорн, Рокировка? Я думал, полагал, вы не хотите выделяться. Или это Рейм…»

«Не волнуйся, Юрий. Текарий Павлов добился своего. Официального разрешения на разовую Рокировку. Слишком много погибло пространственников, гражданских и случилось происшествий. Плюс зачинщика так и не поймали, хотя он находился в прямой видимости… Спасибо».

«Это являлось вашей задумкой изначально, госпожа Лорн?»

В ответ многозначительное молчание. Тогда я задал другие вопросы:

«Каковы планы? Дело отнюдь не закончено. Кстати, а где вы?»

«Сопровождаю пространственников. Через три минуты прибывает поезд метро. Твои сослуживцы готовят на станции ловушку, благо примерный портрет подозреваемого имеется. И я смею тебя просить…»

«Чтобы я не позволил встрече, свиданию состояться? Будет сделано, госпожа Лорн».

Запоздало я понял, что вновь перешел на «вы», да еще и с новым обращением. Однако лишь усмехнулся и продолжил:

«Кажется, я понял, как нужно действовать. Мы будем вас ожидать там, где звери находят укротителей, приют».

«Полагаюсь на тебя».

Первая минута ушла на сборы. При этом я размышлял о том, что Лорн приравнивает спокойствие к счастью. «Джентльмен должен оставаться невозмутимым», – поддерживает ее негласное правило светского общества!

Теперь я понимаю – это полнейшая чушь! Спокойствие – промежуток между двумя крайностями, между чувствами. Если слишком долго оставаться спокойным, то душа умирает, ведь зачем мы живем, если не затем, чтобы чувствовать? Хорошее, плохое, не важно… хотя лучше хорошее. Правда, при выборе между хаосом и пустотой я выбираю хаос чувств – это значит, что я живу! Потому я понимаю Рейма.

К чему я это? В тот момент, когда смерть чешет тебе спинку косой, неожиданно ярко начинаешь чувствовать жизнь. Запал, с которым ты борешься, лучше всяких слов доказывает, что полностью спокойными бывают только трупы! Прекрасный пример тому все, с кем встретился Рейм за сегодняшнюю ночь, даже я сам – в перспективе все мы максимально спокойны и хладнокровны. Поэтому для борьбы с бурей необходима стихия не меньшей силы.

В начале второй минуты я вышел из Пробоя на станции Рыночного острова. До Бархатного острова оставался перегон. Из-за позднего часа людей немного. Моих коллег подавно не видно: они не знают, где сядет на поезд преступник, и опасаются своим появлением спугнуть его, пробудив память о Ветви. Тем не менее внимание ослаблять нельзя – направление популярно, а поезда прибывают через каждые двадцать секунд.

Как пространственник, я не имел необходимости спускаться в подземные вены города, что не мешало мне восхищаться масштабом проделанной работы. После Опустошающего пожара проект пневмометро стал основополагающим при строительстве Агемо. Станции расположились в центре каждого острова, за исключением Центрального.

Не удержавшись, я с восхищением огляделся. Пространство станции сопоставимо с центральной площадью захолустного городка, такого как Тюрк. Тончайшая вязь фресок на торговую тематику покрывала грандиозное помещение со сводчатым потолком в десяток метров высотой, поддерживаемое лесом резных колонн. Посреди главный технический гений: четыре металлических трубы, чуть больше роста человека, пронизывали помещение – туннели, по которым двигаются вагоны пневмометро, – по две в каждую сторону.

Я стоял на лестнице перехода между платформами. Середина третьей минуты. Послышался гул. Прибывал очередной поезд. Я закрутил головой, напрягая зрение. В металлической стене туннеля открылись проходы. Четвертый вагон. Он стоял почти у самых дверей.