Небо в алмазах - Анатолий Галкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ножки у поломанного стула, который валялся в углу, очень напоминали бейсбольные биты… Федя отломал одну из них. Потренировался, размахнувшись пару раз и с самурайским криком опустив дубину на спинку дырявого дивана. Тот застонал, заскрипел, и из него со звоном вылетела последняя пружина.
Всё это было настолько устрашающе, что Милан упал на колени и пополз к Виктору, который с интересом наблюдал за этой цирковой репризой – один зритель и два клоуна.
Рыжий коверный клоун стоял с азартом в глазах и с дубиной в руках. А несчастный белый в пыли полз к единственному зрителю. Он полз, как блудный сын к своему папаше.
– Не делайте этого, Виктор! Умоляю… Я очень много знаю. Я готов вам помочь немедленно.
– Говори… Ты, Федя не убивай его пока.
– У Сытиных есть знакомая девушка Оксана. Она им как родная сестра единоутробная. Они как тройняшки…
– Понял. Давай дальше.
– Так вот эта Оксана живет теперь на моей даче… У меня какой план, Виктор – Сытины приедут ее навестить, а мы их цап и поймаем.
– Давай адрес дачи.
Дрожащими руками Другов вытащил из кармана блокнот и начал писать. Сначала почтовый адрес, потом удобную схему проезда…
Оставшись один, Милан минут десять полежал в пыли и по результатам размышлений стал даже гордиться собой. Как ловко он обманул Виктора. Он же не сказал ему, что кроме Оксаны на даче сидит бригада Егора Зубкова из трех человек. Надо только предупредить их. Сегодня же… Или завтра, после совета с Сытиным…
Встав и отряхнувшись, Другов почувствовал себя героем. Фактически он совершил подвиг. Рискуя жизнью, он направил бандитов в засаду… «Они приедут на дачу, а мы их цап и поймаем».
* * *
Выйдя из заброшенного особняка, Другов не пошел в ресторан. Он поймал такси, приехал домой, принял ванну и к шести уже был на работе.
В восемь к нему в офис влетел Сытин.
– Вот хорошо, Милан, что я тебя застал! События развиваются, как снежный ком… Там у тебя в приемной клетка с канарейкой стоит.
– Стоит.
– Я возьму ее временно.
– Зачем?
– Для пользы дела… Потом расскажу. Мы сейчас на одну встречу спешим. Возможно, достанем те камушки, что ищет твой Виктор. Возьмем их и всё порешим миром. Будешь свободен…
– Спасибо, но мне надо кое в чем признаться.
– Давай завтра, Милан. До завтра это терпит?
– Терпит.
– Вот и хорошо! Мы очень спешим. Сегодня премьера. Скоро второе действие начинается.
Сытин выскочил в приемную, схватил клетку и убежал…
Эта канарейка давно уже своим чириканьем раздражала Другова. Её в тюрьму посадили, а она поет, как сумасшедшая. Сплошное неадекватное поведение и шведский синдром – это, когда заложники радуются, что их захватили… Пусть бы Сытин и вовсе не возвращал эту дебильную птаху… Пусть она сдохнет вместе с Виктором, Федором и всеми остальными…
* * *
Аркадий стоял перед ним с поникшей головой. Он полностью был в его власти…
На Чуркина опять накатила знакомая волна остервенения. Он вспомнил гогот «дедов» за своей спиной. Вспомнил боль и состояние опущенности в момент, когда они насиловали его на складе…
Особенно злило, что Аркадий ни в чем не признавался… Да, актриса Заботина жива, но он говорил об этом… Да, он дал ей денег и предложил убраться к теплому морю. Но он и об этом говорил… Возможно эта дикая Вера не уехала. А он, Аркадий, в чем тут виноват? Нет его вины… А про заговор с адвокатом и с отбиранием квартиры – вообще чушь собачья.
Зря Аркадий это сказал! Ну, это – про чушь собачью. Именно эти слова привели Чуркина в состояние озверения. Он выдвинул нижний ящик стола, где лежал его старый армейский ремень, и туманным взглядом посмотрел на того, кто подчиняется его власти. На этого салагу, на сопляка, на первогодка…
– Снимай штаны!
– Как?
– Совсем снимай. Повернись ко мне задом и наклонись.
– Зачем?
– Буду жизни тебя учить… Чтоб служба медом не казалась.
Он намотал ремень на руку так, что тяжелая медная пряжка болталась на коротеньком остатке… Удар, и на розовой заднице остался красноватый отпечаток со звездой в центре… Еще удар! И еще, еще, еще…
Наконец он устал. Прошла злость, забылись ребята на складе, и даже стало жаль Аркадия. Похоже, что он не врет…
– Одевайся и иди вон.
– Какие задания будут?
– Найди эту актрису и пригрози так, чтоб она и думать забыла об этой квартире… Можешь выпороть ее, как я тебя.
– Понял.
Аркадий ловко натянул джинсы и, почесывая зад, поскакал к выходу. В голове прыгала одна, но приятная мысль: «Легко отделался».
* * *
Она вошла, как королева по зеленым лугам… Чуркин едва успел подхватить накидку, соскользнувшую с плеч мадам Коган.
Её шофер скромно стоял в дверях, держа в руках клетку с куцым кенаром.
Она отпустила охранника чисто тургеневской фразой. Что-то из тех времен, когда мирно жили баре и холопы:
– Спасибо тебе, голубчик. Давай-ка мне кенара, а сам ступай вниз. В машине меня подожди.
Сытин поклонился, осторожно передал клетку и попятился к лифту.
Видя все это, Чуркин совершенно не знал, как себя вести. По дороге в кабинет, он семенил за Верочкой, как лакей за княгиней. Более того – и на языке его стало крутиться что-то лакейское. Буковка «с» сама предательски прилипала к словам:
– Вот-с, это мои апартаменты. Кабинет-с… Извольте садиться. Милости прошу, госпожа Коган.
– Кончай, Чуркин, кривляться. Показывай побрякушки, которые Лилька Мамаева заказала.
Сразу же на стол была выложена черная бархатная салфетка, открыт сейф, и перед Верочкой засверкало бриллиантовое чудо. Весь комплект – серьги, перстень, брошь, кулон… Она сразу поняла, что это точная копия того, что лежит в ее сумочке. Только в том нет такого радужного блеска, нет завораживающего сверкания на полтора миллиона долларов. В сумочке – хрустальная дешевка на пять тысяч баксов.
– Неплохо, Чуркин… Сам делал?
– Избави бог… Из Амстердама прислали. Вот и проба с их заводика.
– Знаю я, как эти пробы ставят… Но бриллианты настоящие. Тут меня не проведешь… А вот что, Чуркин. Мог бы ты сделать точную копию этого за десять дней. Плачу два лимона.
– Надо у мастера узнать. Оправа у него точно найдется, а алмазов таких поискать еще надо… Только не понял, госпожа Коган, зачем вам дубликат?
– Пошутить хочу… Скоро у нас прием. Мамаева будет. Так я нацеплю все это на свою служанку, и пусть возле Лильки крутится… Смешно, Чуркин?