Выбираю таран - Людмила Жукова

А я счастлив, что судьба предоставила мне великую честь поразить врага тараном четырежды и — сохранила в назидание всем нынешним и будущим недругам России».

Борис Иванович Ковзан родился в городе Шахты Ростовской области. Его отец, белорус, был родом из Бобруйска, и тянуло его в родные края. Увез он жену и двух сыновей в Белоруссию, осел в родном Бобруйске, на реке Березине.

Борис еще в детстве стал строить модели самолетов и на республиканских соревнованиях в Минске занял второе место. А призом победителям было катание на самолете. Правда, Борис уже тогда сказал, что «на самолете не катаются, а летают!»

С седьмого класса он начал учиться в Бобруйском аэроклубе, первый прыжок с парашютом совершил в свой день рождения, 7 апреля. Первый самостоятельный полет на самолете он стал праздновать как свой второй день рождения — день рождения летчика. Позже он скажет:

«Биография многих летчиков-фронтовиков начиналась с аэроклубов Осовиахима. А я и начал, и завершил свою летную жизнь в аэроклубе: после демобилизации был председателем Рязанского аэроклуба ДОСААФ. Отличная школа для пилотов! Закрывались они лишь на краткое время в 1941-м, потому что все инструкторы ушли на фронт. Нас там воспитывали не просто летчиками, но отчаянными и храбрыми бойцами. Мы росли, готовые к подвигу, храбрыми, со стальными нервами».

Весной в Бобруйский аэроклуб приехала комиссия из Одесского летного военного училища имени Героя Советского Союза Полины Осипенко.

Отец, Иван Григорьевич, простой почтовый работник, и мать, Матрена Ивановна, стали отговаривать сына:

— Трудно тебе будет, если в летчики пойдешь. Там сила нужна!

— Не сила, а смелость там нужна! — ответил.

Борис рос маленьким и щуплым и утешало его одно — Суворов тоже был невелик ростом, а стал великим полководцем!

Выбор профессии защитника Родины пришел сам собой, но…

— Знаете, молодой человек, — с сомнением сказал ему врач медицинской комиссии, — здоровье у вас отличное, а вот насчет веса… Даже для вашего роста не хватает тридцати килограммов!

Борис, чувствуя, что сейчас решается его судьба: быть или не быть ему военным летчиком, бодро выпалил:

— Обещаю подрасти и набрать нужный вес! Мне же только семнадцать.

Врач рассмеялся и поставил подпись. Но на мандатной комиссии решено было принять с условием: если плохо будет переносить перегрузки, отчислить.

До 22 июня 1941 года он успел подрасти разве что сантиметра на два, да самую малость раздался в плечах. Было ему девятнадцать, перегрузки в полете он переносил легко.

На второй день войны он не решился открыть огонь по фашистскому самолету, пронесшемуся перед самым носом его истребителя, потому что, как он объяснил командиру, «тот не начал первым».

«Уклонился от боя, — вот как определил его поступок командир. И проворчал: — Детский сад в полку развели».

После этого Борис поднялся в небо, полный решимости стать другим человеком. Он искал в небе врага, чтобы доказать товарищам, каким стойким и хладнокровным воином он может быть. Но патрульный полет над Гомелем уже подходил к концу, горючее на исходе, а фашистов не было.

Он повел свой И-15 бис на большой высоте, в облаках, к аэродрому. Точно рассчитав курс, вынырнул из облаков почти над аэродромом — и увидел врага. Перед глазами мелькнули жирные черные кресты «Хейнкеля-111». Борис тут же нажал на гашетки пулеметов и — закрыл глаза. Он проскочил уже далеко вперед, когда решился открыть их и оглянуться: вражеский самолет камнем падал к земле.

На аэродроме к нему первым подбежал друг Иван Сомов и восторженно крикнул:

— Ну и красиво ты его сбил, Борька! Главное, «бочку» делаешь и — стреляешь! Здорово!

«Какую «бочку»?» — хотел переспросить Борис, зная, что не собирался делать этой фигуры высшего пилотажа. Но быстрым шагом подходил командир полка Немцович и, улыбаясь, повторил слова Сомова:

— Как это ты умудрился и фигуру высшего пилотажа исполнять, и стрелять? Молодец!

«Я понял, как это произошло, — рассказывал впоследствии Борис Иванович, — но тогда сказать не решился: когда я от страха-то глаза зажмурил, самолет перевернулся, сделал «бочку», а я и не заметил! Вот какой я тогда «герой» был!»

Он смеялся над собой, девятнадцатилетним. Борис Иванович Ковзан, единственный в мире герой четырех победных таранов, признался: «Честно говоря, я всегда, когда принимал решение идти на таран, глаза зажмуривал. Тряхнет после удара — первая мысль: жив! Значит, воюем дальше».

…Вскоре после первого воздушного боя Бориса Ковзана вместе с закадычным другом, москвичом Николаем Поляковым, отправили в тыл: осваивать новые самолеты Як-1. Скорость у этого самолета была в два раза больше, чем у И-15 бис, обзор хороший, маневренность великолепная, словом, по всем летно-тактическим данным не уступал истребитель конструктора А. С. Яковлева лучшим истребителям врага — «мессершмиттам».

Месяц осваивал Ковзан новый самолет, изучал по описаниям вражеские — те, с которыми придется встретиться в небе. Me-110, например, в лоб не возьмешь: у него четыре пушки и два крупнокалиберных пулемета спереди. Значит, надо, умело маневрируя (а Як-1 это позволяет), зайти сбоку или в хвост. Ну, а в хвосте у него — стрелок со спаренным крупнокалиберным пулеметом. Значит, надо заставить его замолчать! Но вдруг кончится боезапас? Ковзан читал о таранах ленинградских летчиков Харитонова, Жукова, Здоровцева, первыми в боях Великой Отечественной войны удостоенных звания Героя Советского Союза, расспрашивал бывших халхингольцев о таране Скобарихина. Очень притягивал его этот сокрушительный удар — вращающимся винтом по хвосту машины врага или плоскостью по плоскости.