Предатель - Владимир Махов

Егерь двинулся по коридору, не думая о том, что только что убил человека, который за три года не сделал ему ничего плохого. Более того, выручал гостинцами, доставляя их с Большой земли. И те редкие вечера, которые удавалось провести в тесной компании, доводя до хрустальной чистоты бутылку редкого в этих краях виски, существенно скрашивали одиночество. Да просто служили отдушиной, если называть вещи своими именами. Теперь белобрысый Марик лежал на полу – не человек, а всего лишь досадное препятствие на пути к цели.

Откуда взялся Зюзя – сын Грозного, смуглый парнишка, которого охранники использовали на побегушках – неизвестно. Егерь двигался по коридору, слыша звук своих шагов. И осторожный шорох, раздавшийся сзади, отнес к эху, сопровождавшему его движения. Слишком мал оказался промежуток, отделявший призвук от крика.

– Га-а-а-ад!!! – звонко заметалось между близкими стенами.

Егерь развернулся в тот момент, когда в спину ему уже неслись две выпущенные пули. Одна за другой. Возможно, этот быстрый поворот и спас ему жизнь. Первая пуля чиркнула стену в сантиметрах от его тела, вторая впилась в левое плечо. Завершая движение, Егерь выстрелил. Пули веером прошлись по стене за стойкой, полоснув мальчишку. На впалой груди, на серой толстовке, распахнутой на груди, расплылись два темных пятна. Зюзя открыл рот, словно старался выдавить из себя еще одно ругательство и не смог – смерть закрыла ему рот.

Егерь отступал, не рискуя поворачиваться к стойке охранников спиной. Боль резала плечо, добравшись до кости. Горячая волна обожгла руку. Мужчина обернулся лишь в последний момент, сразу нажав на кнопку переговорного устройства. Пока длилась тишина, в голове метались обрывки мыслей: «Сам виноват… сам». Потерял форму. Три года без всякой тренировки выбили его из седла. Обрюзг, отяжелел. К тому же гораздо больше физической подготовки его волновало умение владеть собой, своими чувствами, способность правильно расставлять жесты и улыбаться вовремя. Даже желание перевести дыхание он умудрялся держать под контролем. А ведь поначалу была мыслишка походить в тренажерку. Но сдохла та идея, задушенная доводами о том, как на это посмотрит охрана и не вызовет ли такое поведение подозрений? И что в итоге? Попался как кур во щи, застигнутый врасплох мальчишкой!

Дыхание вырывалось со свистом. Егерь мало что понимал от боли, когда дверь распахнулась и на пороге возник растрепанный седовласый профессор. Он стоял босой, в пижаме, и в глазах его разгорался ужас.

– Вадим… Что с тобой? Господи, да ты же ранен. Оружие? Что случилось? – отрывисто, хриплым после сна голосом заговорил он.

– Потом, профессор. – Егерь сморщился от боли, зажимая рукой рану. – Надо уходить. Бинт есть?

– Нет. Сейчас что-нибудь придумаю… Подожди, куда уходить? Зачем? Да что случилось, скажи, наконец!

– Некогда, профессор! – он почти сорвался на крик. – Уходить надо! Скоро здесь будут люди Шейха! Единственное наше спасение – успеть запереться в лаборатории! Тогда хоть будет возможность начать переговоры! Договоримся… Потянем время.

– Шейх. А Грифон?… – Иосиф Павлович закашлялся и следующий вопрос застрял у него в горле. – Да-да-да. Надо уходить. Я сейчас. Когда-нибудь это должно было случиться. Миром правит сила…

Худощавый старик метнулся в комнату и Егерь удивился скорости, с которой тот оторвал здоровенную полосу от простыни.

– Приложи к ране. – Он сунул раненому тряпицу, не отличающуюся стерильной чистотой. – Потом я тебя перевяжу. Но… Ты уверен, что нас не тронут? Хотя… что я говорю. Какой может быть выход? Король умер. Разве предложить свои услуги новому королю?

– Профессор…

– Да-да-да, я знаю. – У двери старик замялся, не решаясь перешагнуть через порог. – Мое детище. Знаешь, я без него жить не смогу. Это… как чудо, после которого все перестает быть важным. Даже жизнь.

– Профессор, я вас прошу.

Иосиф Павлович обернулся, стянул с вешалки затрапезный, выдавший виды махровый халат и натянул на костлявые плечи. Потом вдел босые ноги в растоптанные ботинки и опять замер на пороге.

– Я хочу, чтобы ты знал, Вадим, – настойчиво сказал он. – Я готов на все, лишь бы…

– Я знаю: лишь бы продолжать исследования.

Профессор вскинул на Егеря полный мольбы взгляд, ища понимания, и кивнул.

– Хочу, чтобы ты знал.

– Я в курсе.

– Это хорошо. Ты порядочный человек, Цезарский. Но порядочность не тот кит, на котором стоит человечество. Я замечал, что… тебе доставляет неудобства работа на Грифона. Ты умело скрывал свои чувства, но я видел.

– Правда? – повернувшийся было Егерь застыл.

– Я никому об этом не рассказывал. Ты честный человек. И хороший ученый… Я надеюсь, что нас оставят в живых… И позволят продолжать разработки.

«Я тоже надеюсь, что нас оставят в живых», – подумал раненый, шагая вперед. Повязка, которую он прижимал к ране, намокла. Рука, прижатая к груди, одеревенела. При каждом шаге жгучая боль, казалось, стреляла в самое сердце. Егерь слышал за спиной старческое шарканье. Ему не нужно было оборачиваться – перед глазами застыла картинка – взъерошенные седые волосы, согбенные плечи и одержимый блеск в выцветших, пронизанных кровеносными сосудами глазах. Слышалось нестройное бормотание профессора. Что-то о том, что действие даже самого социально незначительного существа может привести к изменениям вселенной. И еще о том, что сильный может позволить себе быть оптимистом, зато слабость дает силу уму.

Чем ближе подходили к красному сектору, тем серьезнее донимала Егеря мысль об охране. Что значит «пусть тебя это не волнует»? А если Рамзес имел в виду другое: то, что справится с бойцами сможет любой слабак? Рана жгла, лишая способности мыслить. Автомат, закинутый за спину, бил по боку. Что-то бормотал профессор, и Егерю вдруг захотелось, чтобы переход длился вечно – чтобы в уши вливалась тишина, прерываемая лишь старческим шарканьем, чтобы сверху тек неяркий свет и долгий коридор никогда бы не вывел туда, где жизнь будет зависеть от скорости принятия решений.

На подступах к посту охраны Егерь сбавил ход, дожидаясь, пока подойдет Иосиф Павлович.

– Ждите меня здесь, – отрывисто бросил раненый.

– Я понимаю, Вадим. Руководи. Теперь одна надежда – на тебя, – подавленно отозвался профессор. – И я надеюсь.

– Все будет нормально.

Ученый кивнул, кусая губы. Егерь прижал к груди раненую руку, перехватил удобнее автомат, заранее снимая с предохранителя.

– С богом, – напутствовал его профессор, и Егеря едва не развернуло от неуместности прозвучавших слов. Божественным и уникальным в красном секторе было только одно – резонансная станция, представляющая собой шар, вдавленный в толщу земли. Только «луч смерти» – господь Бог – несущий, разрушающий, щадящий и внимающий. Только он – тот самый исполнитель желаний. Нужно лишь знать, как попросить.

Егерь повернул, внимая звукам. В его руке дрожал ствол, ища прицелом мишень. Предбанник охранного центра хранил тишину и к появлению чужака отнесся равнодушно. У двери Егерь обратился в слух и подождал. Ни звука. И тогда он решительно толкнул створку, выставляя вперед автомат.