Адвокат вольного города.5 - Тимофей Кулабухов

нас так в Одинцово один парень говорил, — совсем забыл, что секретная служба его императорского величества ловит попаданцев, а чужеродные словечки меня с головой выдадут.

— Короче, отчёт очень убедителен, только…

— Только ни один из задержанных «сольпуг» не показал на графа?

— Откуда знаете?

— Среди прочего, Вьюрковский много лет серьёзно увлекается магией.

— Странно, согласно оперативным данным, которые мы перепроверим, но наверняка они не ошибочны, у него уровень единичка. Когда такой потенциал, никто в магию не лезет, это оскорбительно для богатого и влиятельного человека.

— Обычно, не обычно. Среди Ваших задержанных нет умерших таинственно?

— Хотя Вас это не касается, но есть.

— Я же говорил про паразитов магического характера.

— Аналитики не восприняли Ваши слова всерьёз. Теперь это трудно понять. Да кто бы стал сажать в собственных подчинённых магического паразита, способного их убить? Паталогический садист?

— Глава преступного клана, который никому не доверят. Те умершие и знали, кто он. Дисциплина у них на высоком уровне. Меры безопасности ещё выше этого уровня.

— Они могли бы спастись, если бы сотрудничали с нами!

— Они так не считали. В результате Вам не удалось установить, кто глава?

— Ну, дело веду не я.

— Ждан?

— Он руководит специальными полевыми операциями, так что нет. Вам… Тебе, — Константин сбивался с «ты» на «вы», в зависимости от контекста. — Тебе не положено это знать, Аркадий. Без обид.

— Без обид, куда не положено, туда не лезу. И всё же следствие считает теперь, что никакого лидера нет, было коллегиальное управление, типа совета директоров?

— Да, так всем проще, тогда дело можно будет закрыть и отчитаться об успешном устранении крупного преступного сообщества.

— И в этом отчёте моей скромной персоне будет посвящена от силы половина строки.

— Хуже то, Аркадий, что твоя теория… — он показал на мою тщательно сформированную папку, — она ломает эту стройную картину.

— Знаю, правда — она вообще часто всем только мешает.

— Но у тебя же личная мотивация, он ведь тебя пытался убить.

— Ну да, этот факт меня самую малость беспокоит.

— И ты не хочешь списать это на кого-то из обиженных тобой по судебным делам или на случайно выжившего «сольпугу»? Помочь полиции пойти по такому следу?

— Полиция не знает про покушение на меня, я не обращался. Про «сольпуг», кстати, тоже.

— Ах да, чёртова конспирация. Но я тебе так скажу, столь серьёзное обвинение такого крупного регионального политика, это уже не шутка.

— У всех у нас, Константин, есть пределы силы. Я не прошу от тебя чего-то невозможного. Просто сообщи, что ты завербовал меня.

— Это не очень корректное слово. Завербованный следует указаниям, а ты творишь чёрте-что. Ещё попробуй пойми, кто кого из нас больше использует.

— Всё, как всегда. Так вот, я представил вот такой доклад и доказательства. Меня интересует, чтобы Вьюрковский в любом случае был вами изучен и взят в разработку.

— Слова-то какие, — фыркнул он, имея в виду шпионские романы, которых я якобы начитался.

— Ты просто отчитайся, а они пусть думают. Я не ожидаю, что они пришлют роту спецназа, но хотя бы будут знать, что я под него копаю. Кстати, а как проверить, не является ли он агентом влияния Турции или Британии?

— Ну, конеееечноо, — скептически растянул слова Константин, — это было бы очень удобно, твой враг и внезапно так раз, и британский шпиЁн. Только не вздумай фабриковать улики, ладно?

Он многозначительно постучал по карману, в котором лежала парочка поддельных паспортов.

— Не буду. Но и если я его нечаянно грохну, слёз сожаления вы от меня тоже не дождётесь.

— Ну… разрешить тебе кого-то произвольно убивать наша служба тоже не может.

— Никто не может, и тем не менее, нет-нет, но в Вольном городе кого-то убивают.

Константин многозначительно пожал плечами:

— И тем не менее, мы бы хотели, чтобы ты был потише на поворотах. Кроме того, знай, с учётом твоих заслуг, мы готовы тебя спрятать от мести. Разумеется, в империи.

* * *

Подъезжая к дому, я заметил хорошо знакомую фигуру, сидящую на лавочке и очень убедительно изображающую пьяницу. Для достоверности своего конспиративного образа, фигура, а это был, без сомнения, Тайлер, периодически прикладывалась к бутылке. Для ещё большей достоверности в бутылке было красное креплёное вино самого паршивого качества, что, впрочем, ничуть не смущало детектива. Он был верен своей задумке изображать уличного забулдыгу и ко всему прочему, был готов пожертвовать (и даже уже изрядно сделал это) ради этого трезвостью рассудка.

Я помахал дежурному китайцу в окне дома напротив, осуществляющему охрану, показывая, что всё в порядке, причин для беспокойства нет, что я пообщаюсь с этим человеком.

— Как дела, Тайлер?

— Как сажа бела.

— Ты решил оставить меня и Вольный город? Пришёл сообщить?

— Откуда такой пессимизм, Арка… и-ик… дий?

— Тайлер, ты же сам сказал.

— Я сказал, что сложно, трудно. Посёлок, где обретается так нужный Вам Вьюрковский, называется Харьков.

— Я думал, что Харьков — крупный город и далеко?

— Так и есть, но это село тоже так называется. Фиг знает почему, просто Харьков и всё. Харьков — село.

— Ну ладно, допустим, ну называется, и?

— Там живёт не так уж много народу, пару тысяч. Там нет ни промышленного производства, ни заводов, ни мастерских, ни цехов.

— Естественно, это же сельская местность.

— Для хорошего внедрения нужна и-ик… легенда, а там можно устроится только батраком в поля, хлеб убирать, косить, складывать, и-ик… молотить зерно.

Он случайным образом икал, я не перебивал его неспешный поток мысли.

— А я ни разу не хлебороб, Аркадий! Ну, что я там разведаю, в полях?

— А что, усадьба Вьюрковского отдельно стоит, не в полях?

— На краю поселения, но, по факту, отгорожено оврагом. Близко и недосягаемо. Странный такой овраг, с четырех сторон. Ты когда-нибудь слышал, чтобы овраг был с четырёх сторон?

— Ага, называется крепостной ров.

— Это поселение не со времён рыцарей и замков. Откуда там ров, я спрашиваю?

— Прими ров, как данность.

— Ров мешает что-то узнать, босс. И-ик. Что я могу? Я узнавал, там есть пара вдовушек, могу познакомиться, стать женихом. Но так мне придётся бросить пить. И к чему приведут такие жертвы? Я всё равно буду