Соблазнить герцогиню - Эшли Марч

— Прекрати, Филипп. Прекрати. — Шарлотта подошла к саквояжу и положила на него дорожное платье.

Филипп медленно прошелся по комнате. Остановившись, тихо сказал:

— Что ж, я не стану уговаривать тебя, не стану умолять, чтобы ты осталась.

Что-то укладывая в саквояж, Шарлотта ответила:

— А я и не ожидала от тебя этого.

Однако Филипп знал, вернее, чувствовал: даже если бы он стал умолять Шарлотту остаться, ничего бы не вышло, она все равно бы уехала.

В комнате воцарилось тягостное молчание. Шарлотта продолжила собираться. Отложив в сторону дорожное платье, она заполнила саквояж и тут же раскрыла еще один, после чего опять подошла к гардеробу и стала что-то выискивать в его глубинах. Казалось, она хотела взять с собой все свои вещи — не желала ничего оставлять, потому что не собиралась сюда возвращаться.

Филипп вдруг усмехнулся и спросил:

— А не хочешь забрать арфу?

Шарлотта замерла на мгновение. Потом покачала головой:

— Нет, она слишком большая.

— Тогда я отправлю с тобой еще один экипаж, — заявил Филипп. Он чувствовал, что не выдержит присутствия арфы в его доме. Да, конечно, он не заходил в музыкальную комнату, потому что ему нечего было в ней делать. Но он ведь знал бы, что там находится арфа Шарлотты. Проходя мимо этой комнаты, он непременно вспоминал бы про арфу и, следовательно, про Шарлотту. И представлял бы, как она, сидя рядом с ней, перебирает струны своими изящными пальчиками. И, наверное, он думал бы о том, что Шарлотта вернется сюда, если оставила туг арфу…

— Если ты не заберешь арфу, я прикажу ее уничтожить, — проворчал Филипп.

Она кивнула:

— Хорошо, согласна.

Герцог вздохнул и снова прошелся по комнате. Время от времени он останавливался и наблюдал за женой, собиравшей вещи. Когда же та, наконец, закончила сборы, он подошел к двери, выходившей в коридор, и отпер ее. Затем позвонил в колокольчик, вызывая горничную Шарлотты.

И в тот же миг девушка вошла в комнату, видимо, ждала у двери. Возможно, она даже пыталась подслушать их разговор. Интересно, услышала ли что-нибудь?

Филипп невольно усмехнулся. Когда-то он выгонял слуг за подобные проступки. Теперь же ему было все равно.

Взглянув на горничную, Филипп сказал:

— Прикажи Фэллону подготовить карету и еще один экипаж. И пришли сюда кого-нибудь, чтобы спустили багаж ее светлости. Она готова к отъезду.

Служанка кивнула, присела в реверансе и тут же выскользнула из комнаты.

— Похоже, у нее хорошие манеры, — заметил Филипп. — Как ее зовут?

— Анна. Между прочим, она служит у меня уже два года. — Казалось, Шарлотта давала понять, что ему, Филиппу, следовало бы знать имя этой служанки.

— Гм… а это она делает тебе прическу?

— Прическу?..

— Да, ее. — Филипп покрутил над затылком ладонью. — Ну, вот такая прическа… мне нравится, как она укладывает тебе волосы.

Шарлотта уставилась на него в изумлении, наконец пробормотала:

— Тебе нравится, когда волосы у меня собраны на затылке?

— Да, очень красиво.

— Ну, знаешь ли… — Шарлотта пожала плечами. — Спасибо за комплимент.

— Но мне действительно нравится. Потому что…

Тут дверь отворилась, и в комнату вошел слуга, которого прислали за вещами.

Говорить, в сущности, больше было не о чем, и Филипп с Шарлоттой молча наблюдали за тем, как слуга выносил из спальни саквояжи, а также картонки, которых оказалось великое множество. Когда слуга вынес последний предмет — довольно объемистый сундучок с небольшой вмятиной, — Шарлотта повернулась к мужу и тихо сказала:

— Ну вот… Я снова с тобой прощаюсь.

— Шарлотта…

Она выскользнула из комнаты, не дослушав его.

«Что ж, вот и хорошо», — подумал Филипп. Хотя он и говорил, что не станет умолять Шарлотту остаться, он уже готов был отказаться от своих слов, забыть о гордости…

Заметив на кровати синее дорожное платье, которое Шарлотта отложила, решив не надевать, Филипп с грустной улыбкой пробормотал:

— Как же она торопилась… Даже не стала переодеваться…

И в тот же миг из-за окна послышал крик кучера, а затем раздался грохот колес.

«Неужели действительно уедет? — думал Филипп. — Или, может быть…»

Он выбежал из комнаты и быстро зашатал по коридору. Возможно, Шарлотта передумает и захочет вернуться, Возможно, она прикажет кучеру остановиться. Ведь она…

Филипп остановился у самой лестницы и тяжело вздохнул. Грохот колес постепенно затихал, и было ясно, что Шарлотта не передумает, не вернется.

Но Филипп еще долго стоял у лестницы, напряженно прислушиваясь. Он все-таки надеялся, что снова услышит стук колес, означающий возвращение Шарлотты.

Фэллон поставил перед герцогом поднос с завтраком.

— Может, отдернуть занавески, ваша светлость?

— Нет.

Филипп заморгал и уставился на стену, где, как ему почудилось, снова появились какие-то странные лица, Слава Богу, что он еще не заговорил с ними…

— Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, ваша светлость…

Филипп перевел взгляд на дворецкого, лицо которого казалось расплывчатым серым пятном.

— А ведь это может стать интересным развлечением, — пробормотал герцог с усмешкой.

— Простите, вы о чем, ваша светлость? — Дворецкий с беспокойством взглянул на герцога. — Может, послать за доктором Барроу?

Филипп нахмурился и покачал головой:

— Нет, я не болен.

— Да-да, конечно, ваша светлость, — поспешно согласился дворецкий.

— Ты разве слышал, чтобы я кашлял?

— Нет, ваша светлость.

— Я похож на больного?

Фэллон промолчал, и это его молчание было весьма красноречивым.

Филипп невольно вздохнул. Если честно, то он и впрямь чувствовал себя ужасно. Последние три дня он почти не вставал со своего кресла. А когда все-таки вставал, то пошатывался и спотыкался — едва держался на ногах.

Фэллон открыл рот, очевидно, собираясь что-то сказать, но так ничего и не сказал.

Филипп строго взглянул на него:

— Говори же!

— Видите ли, ваша светлость, возможно, доктор Барроу… Возможно, он даст вам снотворное средство, которое поможет вам заснуть.

Филипп молча покачал головой. Ему не требовалось лекарство от бессонницы. Он нуждался в лекарстве от снов. Спасаясь от снов, он уже три ночи провел в кабинете, где пытался заниматься чем угодно — только бы не спать. Но чаще всего он просто расхаживал по комнате, надеясь утомить себя настолько, чтобы заснуть очень уж крепким сном, без сновидений. Однако у него ничего не получалось. Он или засыпал на ногах, или дремал в кресле; причем и в том, и в другом случае перед ним возникала Шарлотта. Иногда она смеялась, иногда, когда он целовал ее и ласкал, громко стонала, а затем подводила его к своей постели, в ее потемневших глазах были нежность и страсть. Он тут же просыпался и тоже стонал, но вовсе не от страсти; в такие минуты ему казалось, что сердце его разрывается…