Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

что проходили день за днем, а он сидел в своей одиночной камере, и его никто никуда не вызывал. Это чтобы заключенный истомился в ожидании допроса и был разговорчивее.

— О, лехаим! — приветствовал он уже знакомого Когана, когда привели наконец к тому на допрос.

— Здравствуйте, гражданин Шумяцкий, — строго ответил Александр Михайлович.

— В прошлый раз я был товарищ, теперь уже гражданин, — грустно усмехнулся Борис Захарович, усаживаясь на неудобный стул, каковые нарочно делали такими, чтобы допрашиваемый сидел не полностью, а на одном копчике. И это он тоже уже знал, как и то, что если допрашивают в комнате, где голые стены, потолок и пол, то дело твое швах, ты очень даже подозреваемый.

— Фамилия? — задал первый вопрос Коган.

— Шумяцкий, — вздохнул Борис Захарович.

— Имя и отчество?

— Борис Захарович.

— Дата рождения?

— Одна тысяча восемьсот восемьдесят шестой год.

— Место рождения?

— Верхнеудинск.

— Место жительства?

— Москва, Якиманка, улица Серафимовича, дом два.

— Социальное происхождение?

— Пролетарское. Отец был переплетчиком в издательстве Маркса. Оттого я и стал марксистом.

— Прошу отвечать на вопросы четко, без лишних деталей. Ведь я не спросил, отчего вы стали марксистом.

— Слушаюсь, товарищ капитан госбезопасности.

— Национальность и гражданство?

— Еврей. Как и вы…

— Опять?

— Да, опять еврей.

— Я не о том. Вы опять добавляете лишнее. То, что мы оба евреи, ровным счетом ничего не меняет.

— Простите. Гражданство СССР.

Вопросы продолжались: род занятий, социальное положение, состав семьи, образование, партийность, каким репрессиям подвергался до и после революции, какие награды, категория воинского учета, служба в Красной армии, служба в белых и других контрреволюционных армиях, участие в бандах, общественно-политическая деятельность.

— Подпишите.

— Как? Это все?

Борис Захарович радостно поставил подпись, сейчас скажут: «Вы свободны, приносим извине…»

Как бы не так, снова в камеру, и снова неделя взаперти и в неведении. Как там семья, милая Лиичка, а главное, вышел ли доснятый «Ленин в Октябре», снимают ли Довженко про Щорса, а Эйзенштейн про Александра? Что там успел напортачить невежда Дукельский? Как он показывает фильмы Хозяину в Зимнем саду?..

Второй допрос Коган начал с неожиданного:

— Гражданин Шумяцкий, говорят, ваша супруга исключительно вкусно готовит борщ?

— Да, это так. Но какое это имеет отношение к делу?

— Почему борщ в изготовлении вашей супруги ни разу не пробовал товарищ Сталин?

— Вы что, шутите? — усмехнулся Шумяцкий, видя, что это Коган в протокол допроса не вписывает.

— Нет, не шучу, — невозмутимо отвечал тот. — Есть подозрение, что ваша жена Лия Исаевна Шумяцкая, в девичестве Пандра, вместе с вами принимала активное участие в организации контрреволюционного заговора с целью убийства товарища Сталина и его ближайших соратников.

— Азохен вэй! — воскликнул Борис Захарович, пронзенный горем. — Вы ее тоже арестовали?

— Разумеется, — спокойно ответил Александр Михайлович. — На следующий день после вас. Она уже дала показания. Приступим к основному допросу. Гражданин Шумяцкий, вы обвиняетесь в антигосударственных, политических и уголовных преступлениях. Приступая к следствию по вашему делу, мы прежде всего должны выяснить характер ваших взаимоотношений с рядом лиц: Нильсен, Молчанов, Королев. Сначала о Нильсене. Вы давно его знаете?

Сквозь джунгли горя Борис Захарович услышал будто издали свой голос:

— Был человек в земле Уц, имя его Иов. И был человек тот непорочен и справедлив и удалялся от зла.

Другой голос грозно требовал:

— Прошу отвечать на поставленные вопросы и не уклоняться!

И его голос рассказывал о Нильсене, как и когда он с ним работал, не зная о том, что Нильсен враг и шпион и происходит, оказывается, из социально чуждой среды.

— Но вместе с Нильсеном вы годами разрабатывали план превращения Крыма в советский Голливуд, дабы получать колоссальные денежные средства и использовать их для личной наживы. Так? — гремел голос Когана.

— Я готов признаться во всех случаях личного обогащения при получении государственных средств, — сбрасывал балласт правды допрашиваемый, надеясь, что, если он сознается в реальных финансовых махинациях и прикарманивании денег из сметы многих фильмов, которое он добродушно называл снятием пенок с варенья, это избавит его от более страшных обвинений.

— Получение средств на создание так называемого Киногорода предполагало самую крупную вашу совместную аферу?

— Не скрою, я рассчитывал снять пенки, часть денег незаконно присвоить. Да все знают, что на любом грандиозном строительстве прикарманивают, причем не только у нас, но и в Европе, и в Америке, и в Африке.

— Стало быть, вы признаете, что проект Киногорода являлся исключительно проектом денежных махинаций?

— Нет, не исключительно. Признаю, что частично. То есть я бы снимал пенки с большого варенья, но имея совесть. Вам ли не знать такую поговорку: «Ты воруй, но делай это красиво».

— Я не нахожу красоты в воровстве, — никак не поддавался более дружескому тону общения Коган и продолжал допрос, расширявшийся во все стороны, из основного ствола вырастали какие-то дурные ответвления, вперемешку со здравыми обвинениями ветвились абсурдные, на которые как-то следовало отвечать, не впадая в истерику, некоторые вопросы стали повторяться, и Борис Захарович понимал, что нужно сохранять спокойствие и отвечать, стараясь, чтобы ответы на повторяющиеся вопросы не отличались от предыдущих.

— Арестованный Нильсен сознался, что он не только авантюрист, совершивший ряд уголовных преступлений, но и является агентом иностранной разведки. Вы это знали и покрывали.

— Я этого не знал, а значит, и не покрывал. Если бы я знал, что Нильсен шпион, я давно бы об этом сообщил в органы.

— Отчего же не сообщили?

— Да потому что не знал.

— А почему вы так уверенно говорите, что не знали?

— Потому что не уверен… То есть потому что не знал.

— Вы только что проговорились, что не уверены в том, что не знали.

— Послушайте… Я не знал, что Нильсен шпион.

— А когда вы отправляли Нильсена за границу, чтобы он клал деньги на ваши счета в швейцарских банках, вы давали ему задание закупить новейшие яды, чтобы отравить товарища Сталина во время очередного сеанса в просмотровом кинозале Кремля?

— У меня нет счетов в швейцарских банках.

— А у нас есть неопровержимые доказательства, что есть.

— Этого не может быть, швейцарские банки не разглашают…

— А, стало быть, у вас там есть счета?

— У меня нет счетов в швейцарских банках, и я не давал задания Нильсену покупать яды.

— А гражданин Нильсен дал показания, что счета есть и что яды он закупал по вашему заданию.

— Он лжет. Он враг и хочет меня оклеветать.

— Разве вы не намеревались совершить покушение на товарища Сталина?

— Бред! Я при нем как сыр в масле катался. Он меня любил и уважал. Он мне орден Ленина дал!

— Тем более кощунственно то, что вы решили его убить.