Снежный Август - Александр Геннадьевич Бачило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с горостью гляел на памятник. Уша его пела.
9
Свалка уходила.
— Сигнал «СОС»! — закричал Стабилизатор, указывая в сторону Магелланова Облака. И верно: там кто-то терпел бедствие!
Бел Амор плюнул и стал будить Мартовича.
Одного человека они уже сегодня спасли, решил Бел Амор. Дикий Робот оказался неплохим парнем. Теперь посмотрим на этого. Человек — это тот, у кого есть душа.
Чинарик поставил парус, и они понеслись спасать человека. Или того, кто там сигналил.
СУМАСШЕДШИЙ КОРОЛЬ
Я разрешаю «Шахматному журналу» опубликовать эти записи только после моей смерти.
Я запрещаю сопровождать первую публикацию предисловием, послесловием или комментарием редакции, а также вносить в рукопись какие бы то ни было изменения. Я решил объяснить всему миру мотивы собственных поступков и не хочу быть неверно понятым из-за мании редактора правильно расставлять запятые.
Имя автора должно быть напечатано так: «Джек Роберт Гиппенрейтер, экс-чемпион мира по шахматам».
Мой отец, великий ученый и изобретатель Роберт Гиппенрейтер, был глубоко верующим человеком — он верил в роботов.
«Когда человечество изобретет одушевленную машину…» — начинал он и принимался перечислять блага, какие последуют на Земле с появлением роботов.
Кстати, отец немного скромничал. Под словами «человечество изобретет» следовало понимать «я изобрету».
Свою мать я совсем не помню. По рассказам отца, у нее была разлажена нервная система, и даже приветствие, произнесенное «не тем тоном», вызывало у нее приступ истерики. Она всегда хотела больше, чем у нее было, и не кончила в сумасшедшем доме только потому, что скончалась до того.
Трудно было определить, что делал мой отец, но он, несомненно, что-то делал. Однажды его пригласили в какую-то фирму для выполнения секретного заказа, но вскоре он разругался там с какими-то имевшими влияние людишками. Впрочем, теперь я понимаю, что именно хотел создать мой отец; им же нужно было совсем другое.
Я мог бы рассказать, что я вытворял в юности, но это не имеет значения. Учиться я не хотел, думать не умел, работать не мог и, чтобы избавиться от своей всепоглощающей застенчивости, ввязывался во всякие глупые истории. Я был никем, я физически не мог стать кем-то. Меня вечно куда-то несло, но и путешественником я не был. Осенью я шел через всю страну на юг, туда, где зима помягче; весной возвращался.
Отец ничего вокруг не замечал и занимался своими делами, но однажды я застал его ничего не делавшим и сильно постаревшим. Он с нетерпением ожидал меня.
Оказывается, он достиг цели своей жизни и создал механический разум.
— Сколько ты получишь за свою механику? — спросил я.
— Это не механика… — смутился отец. — Я и сам плохо понимаю, что и как там действует. Я смоделировал мозг человека, но не хочу его никому продавать. Ведь его можно запрограммировать на все, что угодно, и если о нем пронюхают военные… нет, патент я не возьму. Я оставлю его тебе и запрограммирую…
— На добывание денег, — подсказал я.
— Помолчи! Я дам тебе жизнь, наполненную событиями, уважение грамотных людей, бессмертное имя. Я все продумал! Ты умеешь играть в шахматы?
— В руки не брал. При чем тут шахматы? — удивился я.
— Научишься! Ты станешь чемпионом мира по шахматам, а я буду тобой гордиться.
Так вот, длинных диалогов и отступлений больше не будет. Этим диалогом я хотел еще раз дать возможность моему отцу наговориться всласть о своем изобретении, а самому еще раз услышать его голос. Он умер через полгода, когда я… Но — по порядку.
Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни увлекся. На последние деньги мы заказали у ювелира фигурку шахматного короля из слоновой кости и с крохотным бриллиантом вместо короны. Получилась очень симпатичная вещица, и в нее отец вставил свою механику, — бесформенный комочек непонятно чего, который мог рассчитывать огромное множество шахматных вариантов и, что самое главное, способен был алогично мыслить и принимать интуитивные решения в головоломных позициях. Возьмись против него играть второй такой же комочек, они тут же угробили бы саму идею игры — они бы, не начиная, согласились на ничью. Короля я носил на шее, как амулет; оттуда он все чудесно видел и через крохотный приемник, который я вставлял в ухо, сообщал мне нужные ходы.
Наконец мы сели учиться играть.
— Е2 —Е4, — сказал Король.
— Объясни сначала, кто как ходит, — попросил я.
Король удивился и стал учить с самого начала. Во всех играх есть много общего: игровая логика «я так, он так»., К чему я это пишу? В общем, я был картежник со стажем и быстро все понял.
Вскоре Королю надоело меня учить, и мы отправились в шахматный клуб. Первое испытание мне хорошо запомнилось. В накуренном зале было полно народу, на многих досках играли на деньги. Какой-то человечек с внимательным взглядом безразлично подпирал дверь и, увидев меня, предложил сыграть. Сразу нашелся свободный столик, и, когда я расстегнул пиджак, мой партнер уставился на Короля.
— Забавная штучка, — похвалил он. — Вы, наверно, сильный игрок.
Он был похож на карточного шулера. Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шайке, я понял, что они мало чем отличаются от картежников — приемчики все те же.
Итак, поглазев на мой бриллиант, он наконец вошел в роль и ласково сказал:
— В клубе я вас вижу впервые, но по тому, как вы расставили короля и ферзя, заключаю, что вы еще новичок. Предупреждаю честно: здесь играют только на ставку, Если вы пришли учиться — я к вашим услугам, но за это придется платить.
Это один из честных приемов. Он ставит новичка в неудобное положение: или плати, если не умеешь играть, или играй на ставку, если считаешь, что умеешь.
— Я умею играть, — сказал я.
— Тогда положите под доску… — ответил он и растопырил пять пальцев.
Я положил под доску пять