Летняя королева - Элизабет Чедвик (Англия)

державшиеся с такой непринужденностью, будто одевались так каждый день. Во Франции такую ткань могли позволить себе только богатейшие феодалы, да и то это была большая редкость. Несмотря на все старания выглядеть величественно, Алиенора знала, что грекам они кажутся помятыми и потрепанными варварами, что лишь укрепит их презрительное отношение к христианам с севера.

Королевскую чету проводили в императорский Влахернский дворец, который еще достраивался. Клетки строительных лесов ограждали участки стены, а рабочие трудились, поднимая тесаные каменные блоки и ведра с раствором на рабочие платформы. Стук зубила по камню, скрип лебедки и крики рабочих не умолкали ни на минуту. Однако главный дворец был завершен и облицован мраморными арками с узором из разноцветных каменных полос.

Прибежали слуги, чтобы принять лошадей и проводить Людовика и Алиенору к ступеням дворца, где император Мануил Комнин ждал, чтобы поприветствовать их вместе со своей супругой, императрицей Ириной. Мануил был ровесником Людовика, имел такое же сложение, но на этом сходство заканчивалось. Мануил напоминал сказочную мозаику, его одежда королевского пурпура была так обильно инкрустирована драгоценными камнями, что стала жесткой, как кольчуга, и сверкала при каждом шаге. Темноволосый и темноглазый, он вел себя так, словно был божеством, снисходящим к просителям. Рядом с ним Людовик смотрелся неважно: низшее существо, застигнутое врасплох Божьим светом.

Государи обнялись и обменялись поцелуем мира. Алиенору император тоже встретил со строгой официальностью. Она сделала ему глубокий реверанс, а он поднял ее на ноги и прикоснулся губами к щеке. Она вдохнула аромат ладана и сандалового дерева. Его глаза были непостижимыми и холодными, темная радужная оболочка почти сливалась со зрачком.

Затем Алиенора сделала реверанс императрице Ирине. Это была стройная и высокая женщина, одного роста с Алиенорой, но глаза у нее были темно-орехового цвета, а лицо – смуглым. Она была немного старше Алиеноры, но сохранила молодую гладкую кожу. На ней был далматик[16] из королевского пурпурного шелка, отороченный золотой тесьмой, а с короны свисали нити жемчуга, падая, будто молочные капли дождя на завитые волосы. В отличие от многих придворных дам она не красила лицо, лишь тонкими линиями подчеркивала глаза.

– Добро пожаловать, – сказала она на латыни. – Я так много слышала о королеве Франции.

– Я много слышала об императрице греков, – изящно ответила Алиенора.

Женщины оценивали друг друга с приличествующей случаю вежливостью, скрывающей любопытство и осторожность.

– Вы проделали долгий путь, и вам предстоит пройти еще больше, – сказала Ирина. – Проходите в покои и подкрепитесь. Все, что мы можем предложить во Влахернском дворце, в вашем распоряжении.

Войдя во дворец, Алиенора почувствовала себя так, словно попала в позолоченный сундук с сокровищами. Стены были расписаны фигурами в натуральную величину, украшенными сусальным золотом и яркими основными красками. Толченый ляпис[17], красный кермес[18], охра. Поверхности из мрамора, хрусталя и золота переливались, все вокруг мерцало. В полированном, инкрустированном полу отражались ноги Алиеноры, и ей казалось, что она идет по подсвеченной воде.

Наконец они пришли в большой зал совета, окруженный арками. На мраморном помосте стояли два кресла, одно для Мануила, другое для Людовика. Все остальные, включая Алиенору и Ирину, должны были стоять.

Между королем и императором стоял наготове переводчик с завитой и намасленной бородой, поскольку Людовик говорил по-латыни, а Мануил – нет. Разговор между государями был столь же изысканным, как и окружающая архитектура и убранство, поскольку, хотя ответы Людовика были лаконичными, переводчик приукрасил его слова цветистыми выражениями во вкусе греческого двора. Слушая ответы Людовика, Алиенора поняла, что происходит обмен любезностями. Согласно греческим обычаям, серьезный разговор не состоится ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра.

По завершении предварительных переговоров ее и Людовика проводили на обед к императору и его двору в другой зал, к которому снова вели расписные коридоры с блестящими мраморными полами. Обеденные столы тоже были мраморными, розовыми и кремовыми, с богатой резьбой и белыми салфетками. Ароматы розовой воды, корицы и мускатного ореха пронизывали роскошные блюда, поданные на керамических и серебряных позолоченных тарелках. Здесь была нежная баранина с абрикосовым соусом, хрустящая золотистая дичь, фаршированная диким рисом, и тарелки со сверкающей серебряной рыбой из богатых вод Золотого Рога[19].

Греки ели свою пищу с помощью двузубого прибора, на который нанизывали кусочки баранины или абрикоса и надежно держали их, чтобы обмакнуть в пикантные соусы или в оливковое масло, бледно-зеленое, как жидкое стекло. Заметив интерес Алиеноры, Ирина преподнесла ей в подарок свой столовый прибор.

– Скоро вы будете удивляться, как вообще обходились без этого, – сказала она.

Алиенора поблагодарила Ирину и полюбовалась ручкой из слоновой кости, инкрустированной маленькими квадратиками переливающейся мозаики.

– Вы должны увидеть великолепные достопримечательности нашего города, – добавила Ирина. – Я все покажу вам сама, и мы сможем лучше познакомиться.

– Мне бы этого очень хотелось; вы очень любезны, – ответила Алиенора, улыбаясь.

Ирина улыбнулась в ответ, хотя изгиб ее губ не отразился в глубоких и внимательных глазах.

– Ваш муж завоевал репутацию набожного человека. Мы слышали от наших купцов, что он проводит много времени в молитве.

– Это так. – Алиенора подняла свой кубок, думая, что «купцами» императрица именует шпионов. – Моего мужа в детстве готовили в священники, прежде чем он стал наследником престола.

– В нашем городе он найдет для себя много интересного. У нас есть церкви, святыни и реликвии, ценность которых не поддается оценке, императоры охраняли и защищали их от врагов на протяжении тысячи лет. И будут это делать и впредь.

Алиенора не упустила предупреждения и вызова, прозвучавшего в, казалось бы, простых словах Ирины. Людовику разрешалось смотреть, но не трогать, а французы были не столько союзниками, сколько удобным способом отвлечь врагов Константинополя.

– Я считаю, что нам есть чему поучиться друг у друга, – сказала Алиенора.

– Совершенно верно, – спокойно ответила Ирина, поднимая свой кубок. – Это так.

Алиенора быстро освоилась в Константинополе. Пышность не оставила ее равнодушной. Она, Людовик и их свита разместились в охотничьем домике, по сравнению с которым Тальмон казался крестьянской лачугой. В первую ночь Алиенора снимала боль от долгого путешествия в горячей воде с ароматом лепестков роз. Слуги натирали ее тело экзотическими маслами и массировали застывшие мышцы, пока она не ощутила легкость в мыслях и томление. Император предоставил им слуг в дополнение к их собственным, чтобы они могли удовлетворить любые их просьбы.

– Шпионы, – сказал Людовик, раздувая ноздри, и отодвинул блюдо с маленькими миндальными пирожными, украшенными цветным сахаром. – Они прислали к нам шпионов, а мы не можем делать то же самое с ними.

Алиенора пожала плечами:

– Что