Белые раджи - Габриэль Витткоп

Пока гости рани танцевали румбу, джунгли роптали. Люди договаривались между собой и сплачивались вокруг вождя, который появлялся в прибрежных энтебайских деревнях, призывая к мятежу. Его звали Асун, он пользовался определенным авторитетом и, по древнему обычаю отрабатывая угрозы, оттачивая оскорбления и бурно жестикулируя, сумел создать себе воинственный образ. Местное предание приписывало ему магические способности - довольно сомнительная гипотеза, если сравнить его, скажем, с Рентапом. Вероятно, в отличие от последнего, Асун никогда не был абсолютным владыкой, а оставался лишь горластым вожаком, способным повести за собой людей. Очаги восстания вспыхнули лишь в довольно ограниченном числе ламинов, а множество других придерживались выжидательной политики и лавировали, дабы избежать мщения Асуна.

Когда Асуна вызвал к себе районный чиновник по особым поручениям, главарь велел сказать, что будет вести переговоры только с Белым раджей. Вайнеру пришлось пожертвовать поездкой в Лондон и отправиться в Энтебаи. Он злился на Асуна и на самого себя.

Встреча состоялась в грязной деревушке Нанга-Мунус, где в лужах барахтались утки и свиньи. Пока раджа, Бертран и несколько офицеров ждали в доме местного вождя, Асун передал, что ему нездоровится. Наконец с наступлением темноты он согласился прийти в сопровождении небольшой свиты. Вайнер с любопытством смотрел на этого человека среднего роста, с неприметным лицом.

— Необъяснимый успех... Как у Греты Гарбо...

Тем временем Асун уселся в тени колонны и, не дожидаясь, пока ему дадут слово, угрожающим тоном обратился к собранию. Больные, разумеется, не говорят столь зычным голосом, а когда от них требуют подчинения, не ответствуют таким потоком брани чиновнику по особым поручениям. Вайнер позволил вождю высказаться, а затем, в свою очередь взяв слово, доказал мятежнику, что тот проиграл всухую, полностью дискредитировав себя в глазах приспешников. Раджа говорил громко и спокойно, не спеша и не горячась. Асун тревожно засуетился, послышался шорох соломы, шелест ткани и жаркие вздохи. Вайнер сделал паузу, давая вождю время для ответа, но тот молчал, тихонько пофыркивая. Тогда Вайнер продолжил: до тех пор, пока правительство не вынесет решения по его делу, Асун может оставаться на свободе, но лучше ему явиться в Сибу с повинной.

В ожидании ответа белый раджа и его офицеры всю ночь пили чай с таким видом, будто Асуна здесь нет. Вождь молчал. На рассвете он встал, вышел из ламина и исчез в лесном тумане. Никто из сообщников за ним не последовал: по слухам, сконфуженные и смущенные, они ушли позже.

Однако ситуация так и не разрешилась: Асун и его люди по-прежнему вели себя, словно опустошающие все на своем пути завоеватели, но затем большинство из них были взяты в плен. Однажды Асун то ли сдался, то ли был пойман при невыясненных обстоятельствах. После суда его сначала выслали в Лунду, где он прожил в относительной свободе целый год, а затем ему разрешили поселиться на левом берегу Кучинга. То был простой и логичный способ контроля за его действиями, так как в лагере у подножия форта Маргарита под жестким надзором уже проживала небольшая колония бывших мятежников.

Сэр Вайнер Брук всегда проводил личную политику милосердия и реабилитации, нередко приводившую к успеху. Асун больше никогда не пытался поднять на него оружие. Что же касается мятежников Кендаванга и Баньянга, вызывавших в конце 30-х беспорядки в Четвертом округе, Вайнер вынудил их капитулировать, по примеру Джеймса Брука подарив в залог прощения свой меч. Следует уточнить, что меч был бутафорский, так как царское оружие сочли излишней роскошью для правонарушителей. Раджа ограничился тем, что отправил их в недолгое изгнание - охотиться за бабочками для музейных коллекций, а затем доверил им надзор за одной из своих частных плантаций. Он и впрямь не был злопамятен, к тому же месть слишком изматывает.

Тем временем продолжалась охота за головами: в районах Верхний Реджанг и Катибас бесчинствовали мятежники, вновь объединившиеся ради чудовищного исступленного пеньямуна.

Открыв как-то наугад «Мадам Бовари», Маргарет обнаружила там некогда вложенные Чарльзом бумажные полоски. Как долго они там пролежали... На глаза навернулись слезы, однако в этот раз уже не от смеха.

Осенью к ней гости заглянула приехавшая в Лондон Сильвия: Маргарет в бархатном сливовом платье сидела совершенно прямо, с попугаем на руке. Безучастная. Рассеянная. Возможно, она мысленно скользила на праху вдоль черно-зеленых берегов... «Я поняла, что мир полон нежности и человечности», - написала старая рани в одном из последних писем.

Она умерла 1 декабря 1936 года, восьмидесяти семи лет от роду. Маргарет была знатной дамой и доброй женщиной. Как она и хотела,-похороны отличались простотой, впрочем, говорили на них не столько о покойнице, сколько о захватывающих событиях последних дней. Из-за всех этих желтых хризантем... Уоллис Симпсон[99]никогда об этом не просила... Потому что на самом деле он не знает, каковы шансы либеральной политики... С французскими улитками... Нет, это была не пневмония... Так сказать, за нравственное отступничество... Королева Мария никогда его не простит... Чересчур длинная вуаль... Стараться не причинить лишних хлопот монархии - это весьма деликатно с его стороны... Впору ожидать нового стиля...

— Он прав, - сказал Вайнер, - и я восхищаюсь его смелостью.

Сильвия со вздохом подняла воротник из меха черно-бурой лисицы. Она вспоминала рани Маргарет: квартет соль-минор, с тех пор прошло столько лет - столько обманутых надежд... Больше всего ее возмущало отношение Вайнера.

Старшие дочери Белого раджи уже вышли замуж, и в 1937 году настал черед младшей. Но стечение частных обстоятельств было довольно болезненным, и старое семейное соперничество крайне опасно обострилось. Главным камнем преткновения оставался вопрос наследования. В коридорах Астаны сестры избегали друг друга и при встрече вымученно улыбались, а с глазу на глаз обе принцессы донимали своих мужей. Это напоминало спортивные состязания, скачки, в которых каждый готов огибать препятствия и пичкать лошадей допингом.

Большинство населения Саравака было мусульманским, и, понятно, что женщина претендовать на престол не могла. Первый Белый раджа принял соответствующие законы и, следуя кодексу первородства, оставил право наследования за потомками мужского пола. В случае если таковых не окажется, все права переходили к британской Короне. Чарльз придерживался этого же законодательства, и так как Вайнер произвел на свет лишь дочерей, престол Белых раджей предназначался Бертрану. Однако его чрезвычайно хрупкое здоровье, ухудшаемое к тому же климатическими условиями, позволяло предположить, что наиболее вероятный преемник раджи - сын Адеха Энтони, по прозвищу Питер. Взгляды молодого человека в корне отличались от воззрений дяди, который, не проявляя к нему снисхождения или благожелательности, не планировал и никаких реформ в законах о наследовании. Сильвия же была иного мнения. Она даже развернула тайную кампанию в пользу передачи прав наследникам мужского пола от его дочерей. Рани действовала наверняка, ведь помешать каждой из трех женщин родить хотя бы одного мальчика мог лишь сам дьявол. Но не все было так просто, как представляла себе рани Сильвия.