Кардонийская рулетка - Вадим Панов

— Я поняла.

Кире стало грустно: разве можно назвать дружбой теплые, но взаимовыгодные отношения? Выгодные с политической, коммерческой или иной точки зрения? Неужели в ее жизни не будет настоящей дружбы, как та, что у отца с Питером?

Только теперь, услышав совет старика, Кира окончательно поняла, почему отец хочет, чтобы она вышла замуж по любви: чтобы испытать настоящие чувства.

— Помнишь, адигены обвинили Нестора Гуду в смерти Помпилио? Лингийцы взбесились, готовились начать войну, и их поддержало все Ожерелье, поскольку речь шла о Помпилио.

— Я поняла!

— Тебе повезло, что его занесло на Кардонию, — невозмутимо продолжил маршал. — Подружись с ним.

— Над нами доминатор?

— Ты прекрасно знаешь, что да, — сварливо ответил Тиурмачин.

Ему не понравилось, что Кира сменила тему столь топорно: настоящая Дагомаро обязана вести разговор изящнее.

— А ты прекрасно слышал, что я поняла насчет Помпилио, — в тон эрсийцу ответила девушка. — Давай говорить о цеппелях.

Кира и маршал «прогуливались» по сферопорту, устроившись на широком диване анданийской «Колетты Витарди» — «аристократки автомобилей», машины миллионеров и адигенов. Все металлические детали позолочены, все панели — исключительно из ценных пород дерева, а кожа вапальской выделки — нежная на ощупь, но необычайно прочная. Крышу, по причине летней жары, сняли, и ничто не мешало любоваться величавыми цеппелями. Пока пассажиры беседовали о Помпилио, шофер успел доставить их до следующей мачты, к которой пришвартовался тяжелый крейсер «Дер Каттер», и тем позволил Кире сменить тему.

— Признаться, меня всегда забавляли лингийские способы маскировки.

— Они доказали свою действенность.

Вычурная «Арамалия» была белоснежной — крашенная «под дерево» гондола не в счет; «Пытливый амуш» стандартно серебрился — оболочка светлее, гондола темнее; а «Дер Каттер» оказался… пестрым. Черные полосы, белые вставки, огромные серые блоки и снова полосы, сходящиеся под острыми углами, — угадать, какой цвет был главным, не представлялось возможным. Определить, где заканчивается цеппель и начинается небо — тоже. В глазах рябило, «зацепиться» хоть за какой ориентир не получалось, и это обстоятельство сбивало наводчиков противника. И грело душу команде крейсера.

— Наверное, действенно, но… — Девушка покачала головой. — Мы так не делаем.

— Потому что на Кардонии почти нет боевых цеппелей, — усмехнулся маршал. — А лингийцы используют их постоянно и поднаторели в воздушных сражениях.

— Что верно, то верно. — Кира вновь подняла глаза к крейсеру.

Снаружи — обыкновенный цеппель, только огромный до невозможности. Стодвадцатимиллиметровые орудия — основной калибр доминатора — спрятаны, порты задраены. Видны полусферы пулеметных башен, но торчат из них одиночные стволы «Шурхакенов» — вчерашний, по мнению Киры, день.

«А ведь я его завалю! — неожиданно подумала девушка. — Даже одним „умником“ завалю, а уж крылом — тем более!»

Стодвадцатимиллиметровки — мощь и гордость доминатора, это действительно серьезно. Против наземных целей и другого доминатора. А вот быстрому паровингу тяжелые пушки безразличны, ему могут навредить автоматические тридцатимиллиметровки, но их на доминаторе мало.

«Я зайду сверху — „потолок“ позволяет, — сброшу скорость и прикончу единственную башню, что прикрывает твой загривок. Развернусь и займусь баллонами — „Гатовы“ и пушки разорвут их за три захода. Пусть даже за десять заходов — сопротивления не будет, поскольку у тебя отвратительно прикрыт „загривок“. Цеппели любят высоту, привыкли быть сверху, и если потеряют это преимущество, получится не бой, а избиение…»

— Кира. — Увлеченная девушка не услышала первого обращения, и старику пришлось прикоснуться к ее локтю: — Кира!

— А? Дядя Гектор, извини. — Девушка рассеянно улыбнулась. — Я задумалась.

— Я заметил, — кивнул Тиурмачин. — Если не секрет: о чем?

— Да, так… — Кира повела рукой, словно отбрасывая не слишком важные мысли. — Ерунда.

— Не думаю, что ерунда, — предельно серьезно произнес старик.

— Что? — Девушка удивленно посмотрела на маршала. — Дядя?

— Ты выросла на моих глазах, Кира, — проникновенно произнес Тиурмачин, беря девушку за руку. Кожа у старика была морщинистой, кое-где проглядывали пигментные пятна, но пожатие оказалось весьма крепким. — И мы с тобой часто, очень часто бывали в сферопортах. Здесь, на Эрси, на планетах Ожерелья… Помнишь наше путешествие на Андану и Верзи?

— Помню, — подтвердила девушка. Но голос ее прозвучал глухо. И в глаза старику она не смотрела, вновь уставилась на доминатор. Кира догадывалась, что скажет Тиурмачин, и не ошиблась.

— При виде цеппелей у тебя всегда загорались глаза, — негромко произнес маршал. — Ты смотрела на них, но видела другие миры, видела переходы и Пустоту, Герметикон видела: все его планеты вместе и каждую в отдельности. Ты мечтала, Кира, мечтала всякий раз, когда смотрела на цеппели, мечтала всегда, но не сегодня.

Наверное, нужно было отшутиться. Мило улыбнуться старику, прощебетать какую-нибудь чушь, отмахнуться от его печального взгляда, но… Но девушка не захотела. Тиурмачин угадал — и заслужил честный ответ.

— Я изменилась.

— Что произошло? — вздохнул маршал.

Он тоже знал, что услышит.

— Я была в настоящем бою, — криво улыбнулась Кира. — И теперь я вижу не цеппели, а цели. Я прикидываю направление атаки и отмечаю слабые места. Я…

— Это на поверхности, — перебил девушку Тиурмачин. — Назови мне причину, Кира, истинную причину. Ты уже взрослая, ты должна понять.

— Я не думала… — Вот теперь девушка попыталась отмахнуться.

Не получилось.

— Об этом не надо думать: или знаешь, или нет, — горячо продолжил старик. — Ты понимаешь, что изменилась, значит, ты знаешь. Скажи мне.

В чем причина? Что убило мечты? Что именно означает фраза: «Я изменилась»? Кира не лгала — она действительно не думала обо всем этом. Но и маршал был прав: ей не нужно было думать — она знала.

— Я вижу вокруг врагов, — прошептала девушка.

На ее глазах выступили слезы.

— А ведь я просил тебя не ходить в армию, — едва слышно отозвался Тиурмачин. Он по-прежнему держал в руке ладонь девушки.

— Я — Дагомаро, и служба в армии — один из самых простых этапов моей жизни, — сквозь слезы пошутила Кира.

— Такие слова должны произносить сыновья.

— Никто не виноват в том, что я родилась девочкой.

— Тут ты права.

У старого маршала не было дочерей, и он давным-давно выбрал на эту роль Киру. В ее обществе Тиурмачин разительно менялся: жестокий, никому не доверяющий, злопамятный подлец превращался в заботливого добряка, отзывчивого и нежного. И чем старше становился маршал, тем чаще требовались ему встречи с Кирой, потому что он находил все больше и больше радости в том, чтобы не быть самим собой. Он устал от крови, но признавался в этом только себе. И теперь, глядя на то, как кровь меняет его девочку, маршалу хотелось кричать.