Только не для взрослых - Ида Мартин

class="p1">На экране действительно была комната с большой круглой кроватью, на которой в обычной белой майке и джинсах сидела девушка, однако вид был не с камеры компьютера, а откуда-то сверху.

– Камеры внутреннего наблюдения? – догадался Лёха. – А говорили вебкам…

– Это гораздо интереснее. – Макс переключил изображение на вид коридора, по которому шел лысый человек.

Когда тот остановился возле одной из дверей и отпер ее, Макс снова переключил.

Теперь мы смотрели на комнату. Человек вошел и сел за письменный стол.

– Кто это? – спросил я.

– Кажется, хозяин вебкамщиц.

– И зачем он тебе? – неодобрительно вздохнул Лёха.

Макс неопределенно пожал плечами.

– Вот думаю.

– Мы будем развлекаться или думать? – Лёха поднялся и прошелся взад-вперед по комнате. – Здесь вообще есть где-нибудь пиво?

– У Ярослава под кроватью, – ответил Макс.

Криворотов снова грустно вздохнул.

– Какие-то вы тут все неприветливые. – В дверях он обернулся: – Кому-то еще взять?

Мы отказались.

– Мутные они. – Макс кивнул на экран, когда Лёха вышел.

Его сосредоточенный вид говорил о том, что размышлял он об этом не первый час.

И я уже успел немного изучить Макса, чтобы понять, что это не предвещает ничего хорошего. В прошлый раз в лагере, перед тем, как мы влезли к фермерам, он пребывал в такой же странной задумчивости.

– А что такое? – Я уселся на освободившееся рядом с ним место.

– Криминал, все дела…

– Можешь нормально объяснить?

Он снова переключил на комнату с той девушкой.

– Они у них паспорта забирают и заставляют отрабатывать долги. Не у всех, конечно, но вот у этой точно.

Я еще раз оглядел ее. Длинные каштановые волосы, отличная фигура, но лица не разглядеть. Она сидела по-турецки, скрестив босые ноги, и, оживленно жестикулируя, болтала перед экраном своего компьютера.

– Да уж… – резюмировал я. – Мне кажется, в этом деле такое сплошь и рядом.

– Она вроде из Белоруссии. – Макс продолжал разглядывать ее.

– Криминал лучше не трогать, – со знанием дела сказал я. – Мы с парнями как-то вляпались. Счастье, что живы остались. Видел шрам у Лёхи на морде? Вот это оно и есть. А мы тогда даже ничего им не сделали.

– Я хотел записать и в Сеть выложить. У меня же на «Ютубе» канал про всяких придурков и беспредельщиков. Но потом понял, что эта девчонка попросту боится поднимать шум, поэтому никуда не обращается.

– Пусть тогда сами разбираются. Чего лезть?

Плачевный опыт подобной помощи у меня также имелся.

Макс кивнул, но камеру не выключил.

С лестницы донесся топот ног, и через пару секунд в комнату ввалился задыхающийся от смеха Лёха. Банка пива, торчавшая у него из кармана, вывалилась прямо под ноги, и он, нагнувшись за ней, никак не мог распрямиться, продолжая ржать.

Мы терпеливо ждали.

Наконец, утерев лицо ладонью, он протянул нам телефон с открытой видеозаписью.

Сначала нашим глазам предстала антрацитовая куртка Тифона со спины, потом плечо и рука, сжимающая доверху наполненное снегом серое пластиковое ведро.

– Что собираешься делать? – послышался за кадром голос Лёхи.

Тифон вошел в зал Фредди и, поставив ведро на пол, развернулся:

– Че те надо, Криворотов?

– Хочу посмотреть, как ты это делаешь. Мне Зойка рассказывала, но я не поверил.

Сообразив, что его снимают, Тифон шутливо улыбнулся. Постоял какое-то время, гипнотизируя камеру, потом медленно расстегнул куртку:

– Ладно, сам напросился.

Зрелище в самом деле было эпичное и одновременно комичное. В красном свете тематической подсветки зала стриптиз Тифона дорогого стоил.

По всей вероятности, он раскаивался в том, что так наехал на нас, и решил немного разрядить обстановку.

Раздевался он не спеша, с очень серьезным выражением лица, не сводя с Лёхи глаз, но, поскольку тот укатывался со смеху, сам еле-еле сдерживался, чтобы не заржать.

Оставшись в одних боксерах, Тиф зачерпнул из ведра горсть снега и принялся так же неторопливо растирать его по всему телу. Руки, плечи, подмышки, грудь. Дракон на шее трепетал.

– Я больше этого не вынесу, – хохотал за камерой Лёха. – Сейчас же прекрати, если не хочешь, чтобы я набросился на тебя прямо сейчас.

Однако Тифон продолжал представление до тех пор, пока в ведре не закончился снег, а потом, высыпав себе на голову его остатки, объявил: «Передаю челлендж Криворотову».

После чего запись тут же отключилась.

– Не, ну я просто уже не мог, мне нужно было просмеяться, – оправдываясь, пояснил Лёха.

– Отличный контент, – одобрил Макс. – Ну и?..

– Что «и»? – Лёха насторожился.

– Мы ждем ответ.

– Чей ответ?

– Лёх, если ты не понял, теперь это – челлендж, – посмеиваясь, сказал я.

– Я ненавижу холод. – Ржать Лёха перестал. – Хотите, я разденусь, но только без снега?

– Без снега не прокатит. В нем самая суть.

– Это подстава. Тиф пошутил.

– Тебе решать, – пожал плечами Макс. – Но, если откажешься, получится, что слился.

– Могу за снегом сгонять, – охотно предложил я.

– Что я вам плохого сделал? – проныл Лёха жалостливым голосом.

– Да брось! – От его несчастного вида я еще больше развеселился. – Снег – это тебе не какашками мазаться.

– Мы, вообще-то, только так тут и моемся, – добавил Макс.

– Черт с вами. – Лёха решительно откупорил банку пива. – Тащи снег.

Криворотова снимали в его любимом «Чернобыле».

Две жилые комнаты в советской стилистике, лаборатория, аппаратная, госпиталь и зона. Лёха выбрал госпиталь.

Раздевался он долго и картинно, с видом заправского стриптизера, успев при этом рассказать десяток анекдотов, изобразить атлета, пожаловаться на преподшу в универе и три раза спеть: «Если я спал с тобой, не значит, что я твой». И неизвестно, сколько бы это тянулось, если бы Тифон громким окриком «Да снимай уже трусы!» не сбил Лёхе весь романтический настрой.

Снимать трусы Лёха, конечно, не стал, но, когда дело дошло до обтирания, весь его бурный эротизм куда-то испарился. При каждом прикосновении снега к голому телу он ойкал, вздрагивал и подпрыгивал, как Дятел, когда бабушка ставила ему банки. Чуть не упал, поскользнувшись на талой луже, намочил валявшиеся неподалеку джинсы и как бы случайно опрокинул ведро с остатками снега.

Мы угорали над ним едва ли не больше, чем над Трифоновым, до тех пор, пока не стало очевидно, что челлендж на Лёхе не остановится.

К моему облегчению, Лёхин выбор пал на Макса. Скорее всего, потому, что тот снимал. Услышав свое имя, Макс ни капли не удивился. Передал телефон Лёхе, и мне опять пришлось идти за снегом.

Как потом оказалось, ходил я дольше, чем Макс что-либо изображал. На самом деле он вообще ничего не изображал и никаких специальных мест не искал.

Стянул по-деловому с себя одежду, аккуратно повесил ее на