От Москвы до Берлина - Лев Абрамович Кассиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом у моста
Поезд был пассажирский, обычный, не экспресс, не курьерский, даже не скорый. Но мне казалось, что я еще никогда не мчался с такой головокружительной быстротой — три года в сутки. Вязьма, Смоленск, Минск… 1942, 1943, 1944… Три года пробивались мы с боями по пути, который теперь поезд запросто преодолел за ночь и день.
На рассвете посыпал дождь. Косые трассы захлестнули широкое вагонное окно. За мутной завесой терялись позади поникшие деревья. Потом отстал и дождь, но я все равно ничего не узнавал. Очевидно, следовало повесить через плечо планшетку с фронтовыми картами и вновь пройти по этим дорогам пешком, как тогда.
Я досадовал, что так быстро сменяются холмы и перелески, деревни и овраги, немые свидетели былого, и одновременно не терпелось скорее добраться до Н. — цели моей поездки.
Это было не просто желанием. Надо мной семнадцать лет довлел неисполненный долг. Я был обязан вновь прийти туда, в город, где сражался пять дней и шесть ночей.
Мы ворвались в него ночью, штурмом. Когда захватили дом у моста, в нашей группе оставалось еще шестеро: Сашок Иванов, Гусев Николай, Кадыров, сержант Еремкин, Швецов и я. Обратно меня вынесли на руках, вывезли на санитарной повозке. Но этого я уже не видел и не мог помнить. Только дом у моста. И мост, по которому не смел пройти ни один фашист.
Мы стояли пять дней и шесть ночей. И мост был чужим для немцев пять дней и пять ночей, пока не подошли наши.
Я ехал, чтобы найти тот дом у моста. Доро́гой я был спокоен. Даже в Вязьме, где наш эшелон когда-то зверски бомбили «юнкерсы», даже в конце пути, когда проводница возвратила билет: «Путешествие окончено». Но едва лишь поезд стал замедлять ход, волнение охватило меня, и я бросился в тамбур. Я хотел первым из пассажиров ступить на землю этого города, непременно первым, как тогда, в сорок четвертом, семнадцать лет назад.
Я шел по городу, шел, ничего не узнавая, будто попал сюда впервые. Тогда, семнадцать лет назад, я не знал названий улиц, не запоминал номера домов. Мост через овраг, по которому протекала ржавая река, мутный поток. И дом у моста, где мы бились в окружении. Я искал его, дом у моста, но никто не знал, где он. Все были поглощены своими делами, своими радостями, своими заботами: мужчина, парень в спортивном костюме, стайка ребятишек с удочками, молодая женщина с тонким красивым лицом. И другая женщина, с ворохом покупок. Она даже не дослушала меня: «Ничего не знаю, приезжая я».
Я тоже ничего не знал, был приезжим и чужим, хотя здесь погибли мои верные товарищи, пролилась и моя кровь.
Я спрашивал офицера, строгого лейтенанта с красной повязкой патруля, и влюбленных, что встретились у фонтана в круглом сквере. Им, наверное, показался странным человек, приехавший за тысячу километров с единственной целью — взглянуть на какой-то трехэтажный дом у моста.
В городе было много трехэтажных домов, целые улицы, и прекрасные мосты через реку. Об этом поведали мне другие, и я сам видел их. Но ни один человек, к кому я обращался с расспросами, ничего не мог припомнить об овраге в городе, о доме напротив моста через овраг. Я уже стал терять надежду найти этот дом, и обида проникла в сердце.
Кому я нужен здесь, неизвестный приезжий, со своими воспоминаниями и домом у моста? Семнадцать лет, как окончилась война. Люди думают о будущем, а не о прошедшем. Нет, каждый искренне хотел помочь, но с бо́льшей охотой все говорили о настоящем. Я узнал, что здесь самая широкая площадь в Европе, самый красивый сквер в Советском Союзе и даже есть улица — самая короткая в мире. И обо всем этом сообщалось с чисто детской хвастливостью. А город и в самом деле был своеобразен и прекрасен. Порою я забывал о цели своего приезда и любопытствовал, как турист.
В один из таких моментов здоровяк лет тридцати — тридцати пяти с открытым улыбчивым лицом вызвался быть моим гидом. У него был «отгул после запарки», и он с явным удовольствием водил меня по городу, показывая достопримечательности: новый кинотеатр из стекла и стали, уютный ботанический сад, огромный универмаг с эскалатором. Мой спутник, вероятно, знал город лучше всякого штатного экскурсовода. Он обладал своеобразной памятью: какой и когда построен дом или восстановлен прежний, как родился новый сквер, казенный он или самодельный. Под самодельным подразумевалось — на общественных началах.
Он любил и знал город, который считал родным, хотя вырос где-то на Волге и приехал сюда после ремесленного училища в сорок шестом году. Он знал все, что произошло в городе после сорок шестого. И когда у могилы Неизвестного солдата, где у подножия обелиска в бронзовой чаше горел Вечный огонь, я спросил его о доме у моста, он впервые не сумел ответить. Он оглянулся вокруг в поисках помощи. Старик пенсионер читал на скамье газету. Мы присели рядом, и мой спутник начал разговор:
— Видать, старожил, папаша?
Старик опустил газету и, взглянув поверх очков, уклончиво согласился:
— Допустим, а что?
— Вот, товарищ дом ищет, трехэтажный, напротив моста.
— А в каком районе?
— В каком районе? — будто переводчик, передал мне вопрос мой спутник.
Что я мог ответить?
— Чем же я могу вам помочь? В городе пять мостов через реку. Кстати, товарищ видел наш новый кинотеатр? А железнодорожный мост?
— Я ищу дом у моста через овраг, — уныло повторил я.
— Овраг… — Старик задумался. — Вы знаете, я что-то вспоминаю. Это, скорее всего, в районе заводского жилмассива. Товарищ не видел там новую школу?
— Ее построили за пятьдесят шесть дней, — оживился мой спутник. — Крупноблочная.
— Садитесь на автобус, — посоветовал старик. — Нет, лучше троллейбусом.
— Пятнадцатым, до конца, — подхватил мой спутник и оказал мне еще одну услугу: проводил до остановки.
Мы расстались. Потом, покачиваясь в троллейбусе, я пожалел, что так и не спросил его имени. Неизвестный прохожий. Два часа бродил он со мной, рассказывал, объяснял, а я так и не узнал, кто он и что. Впрочем, и я для него остался неизвестным — неизвестным приезжим.
Неизвестным… А сколько их, неизвестных, под Вечным огнем на холме?
Неизвестный солдат. Для кого неизвестный? Ведь этот неизвестный — и Сашок Иванов, и Гусев, Кадыров, Еремкин, Швецов, и наш гвардии лейтенант. Он был холостым, но и у него, и у троих из нас оставались матери. У Сашка — только невеста,