Игра королей - Даниэль Дакар

Существовал, конечно, крохотный шанс, что сейчас он смотрит на что-то на редкость банальное — просто под небанальным ракурсом. Но привязаться было не к чему. И не только ему: мощнейшие компьютеры «Москвы», будь они людьми, сейчас наверняка недоуменно пожимали бы плечами. И дальней связи не за что было зацепиться — отсутствовали ориентиры. Кроме того…

Мертвые зоны правого борта после совершенного каперангом маневра (Арсений Павлович прямо залюбовался уверенным стакатто, которое выбили на пульте пальцы Марии Корсаковой) стали доступны для сканирования. И теперь датчики передавали изображение грандиозного шарообразного объекта, окруженного довольно плотным слоем космического мусора. Ну-ка, кто тут скажет командиру (да-да, командиру!) корабля, что это такое? Уж точно не Кобзарев. М-да.

— Предварительные характеристики? — произнесла каперанг в пространство.

— Сфероид, диаметр триста двенадцать тысяч пятьсот двадцать шесть метров, происхождение искусственное, видимые признаки технологической активности отсутствуют, видимые признаки биологической активности отсутствуют…

— Сколько-сколько? — Фиксаторы ложемента первого пилота с треском раскрылись, женщина выпрямилась, вцепившись в подлокотники и пожирая глазами дисплей. — Повторите диаметр!

— Триста двенадцать тысяч пятьсот двадцать шесть метров, — слегка растерянно отозвался оператор.

В рубке поднялся шум, офицеры наперебой обсуждали увиденное, выдвигались и тут же отбрасывались разнообразные версии. И только каперанг не принимала участие во всеобщем гвалте, вглядываясь в гигантский шар. Высказалась она нескоро, но так резко, что все вокруг замолчали как по команде.

— Любопытно. Весьма. Ну что ж, подождем. Что еще остается? Да, и кстати… О'Нил!

— Я! — откликнулся старший техник максимально недовольным тоном.

Фоном для его голоса служили лязг, стук, грохот и, на некотором удалении, предельно непарламентские выражения — ремонт начался сразу по выходе в реальное пространство и, судя по всему, шел сейчас полным ходом. И пока еще не отмененная красная схема не мешала. Что ж, у технарей свои регламенты.

— Рори, ты не поверишь. Я сейчас смотрю на такую хрень… вот всем хреням хрень. Короче, сфероид. Искусственный. Диаметр — триста двенадцать с половиной. Километров. А?

После непродолжительного молчания О'Нил заговорил, точнее закричал на кельтике, и продолжал сие полезное для поддержания душевного равновесия занятие добрых минут пять. Насколько мог судить Кобзарев — ни разу не повторившись.

Тем временем были получены доклады со всех постов. Сканеры не обнаружили вблизи объекта ничего подозрительного или опасного, а расстояние до сфероида не предполагало возможности ведения прицельного огня потенциальным противником. Разумеется, не предполагало исходя из общеизвестных возможностей человеческой техники, но не удирать же ради гарантии безопасности через полсистемы? Набегались уже… Кроме того, даже и полсистемы гарантию дают довольно сомнительную, при таких-то размерах «хрени»!

Дальнейшие действия Марии Корсаковой были, с точки зрения Кобзарева, достойны исключительно уважения. На основании полученных отчетов о состоянии корабля она раздала указания офицерам и подчиняющимся им службам. Причем сделала это так, что все без изъятия оказались при деле. Настоящем деле, а не имитации оного. И понадобилось ей для этого (кап-три специально засек время) две с половиной минуты. Что, кстати, показывало прекрасное усвоение материала, полученного при стажировке на «Минине».

Хотя… в сущности, количество подчиненных большой роли не играет. Тут дело в умении их построить. И если учесть, что в состав ордера «Хеопс» штатно входят сорок кораблей, не считая командирского… а при Соколином Глазе у каперанга под рукой было вообще под восемьдесят единиц… чему удивляться собрался, Арсений Павлович?

Закончив с приказами и легко перекрыв по-прежнему доносящиеся из технологических отсеков вопли, каперанг объявила смену схемы на желтую. До зеленой дело пока не дошло, да и не могло дойти, но и желтая в их обстоятельствах — это уже неплохо.

— Рори, — дождавшись, когда двигателист выговорится, произнесла госпожа Корсакова, — я жду извинений! И, сам понимаешь, не за интенсивность высказываний.

— Прости засранца, командир, — покаянно пробормотал в динамиках разом присмиревший О'Нил, — был неправ.

— Вот то-то, — удовлетворенно кивнула она. — Знай наших!

Завершив этот короткий сюрреалистический диалог, каперанг уселась в ложементе несколько боком, окинула находящихся в рубке офицеров одновременно насмешливым и грустным взглядом и негромко произнесла:

— Я вижу, вы заинтригованы, господа. Ладно, время у нас есть, по крайней мере, до тех пор, пока не решится вопрос с подпространственным приводом. Так почему бы и не рассказать вам одну странную и, пожалуй, не слишком веселую историю? Думаю, вам будет интересно.

…Система Тариссы была открыта экспедицией Пола Дженкинса, а Бельтайн Бельтайном назвал его первый помощник Кристофер Гамильтон. Это известно на моей родине каждому ребенку, который успел научиться читать, а может быть и тем, кто еще не успел. Славная страница, с которой начинается история заселения планеты, и все такое… но у этой страницы было продолжение. И о нем нелинейным рассказывают предельно скупо, да и в Корпусе предпочитают внимание не заострять.

Кристофер Гамильтон, от которого, кстати, я происхожу по прямой линии, был фанатиком. В хорошем смысле этого слова. Фанатиком и патриотом. В частности, он считал, что одной планеты выходцам из Кельтского Союза недостаточно. Кроме того, ему, как и всякому порядочному астронавту, просто не сиделось на грунте. И лет через двадцать пять после начала колонизации он выбил из тогдашнего правительства Бельтайна разрешение продолжить поиск свободных и пригодных для заселения планет.

Кристофер был по тогдашним меркам уже весьма немолод, под шестьдесят, но энергии, судя по мемуарам современников, там хватало на полк двадцатилетних. Коротко говоря, он собрал экипаж, загрузился на фрегат «Форчун» и отправился в свободный поиск. Отправился и не вернулся. Обычное дело, в общем-то, поиск и сейчас занятие довольно рискованное, тогда же…

Имена экипажа «Форчун» по прошествии времени были выбиты на мемориальных стелах, в Нью-Дублине появилась Гамильтон-стрит, и об этом полете не то чтобы забыли… просто сдали его в архив и оставили там пылиться. Так продолжалось до тех пор, пока не началось освоение астероидного пояса Тариссы. Именно тогда в ходе одного из разведывательных полетов корабль «Кловер» наткнулся на то, что осталось от «Форчун».

Поднятые старые записи свидетельствовали о том, что Зону Сигма после старта от Бельтайна фрегат миновал благополучно, маяк фиксировал состоявшийся переход. Как и когда «Форчун» вернулся назад, оставалось загадкой. Сигма, как вам, возможно, известно, нестабильна в пространстве. То зона перехода находится выше пояса астероидов, то ниже, то непосредственно в нем, и тогда отследить сигнал возвращения практически невозможно. Теперь-то в годы Пестрого Солнца (вот как сейчас, например) полеты через Сигму запрещены, приходится пользоваться Зоной Тэта, расположенной существенно дальше. В наши дни разница в длительности перелета составляет несколько часов, во времена же Кристофера Гамильтона речь шла о многих днях, а ждать мой пращур не любил и не умел.