Книги онлайн и без регистрации » Романы » Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 128
Перейти на страницу:

В то же время Марио поднесли большую корзину, в которой лежали двенадцать новых костюмов. Их он раздал двенадцати бедным мальчикам из группы на маленьком крыльце хижины. Наконец маркиз заказал для размещения в приделе приходской церкви маленького мраморного мавзолея, посвященного памяти доброго и святого аббата Анжоррана. Люсилио сделал чертеж и сделал там запись.

Приглашенные разошлись, и в замке Бриант наступила тишина. Маркиз серьезно задумался о воспитании своего сына. Ведь то, чему его научил аббат Анжорран, он мог очень легко забыть. Счастье, что в замке находился Люсилио, который с нежным сердцем принялся обучать дитя своего друга, и не только по причине дружбы, но также и потому, что само дитя своим мягким простодушием и ясностью своего ума делало для учителя привлекательным урок, большей частью столь надоедливый и столь унылый.

Этот урок Люсилио не был, однако, легким. Он чувствовал, что обременяет душу, особенно душу бесконечно дорогую и чистую. Он хотел прежде всего дать этому юному созданию крепость веры и убеждений против бурь грядущего. Ведь они жили в столь смутное время! Разумеется, не пренебрегали приобретенными знаниями или превосходными познаниями прогресса. Это была эпоха новшеств, как говорилось, новшеств ненавистных для одних и ниспосланных провидением для других. Дискуссии были повсюду и обо всем, тогда, как и сегодня, как и вчера, как всегда, пошлость мышления полагала, что обладает непогрешимыми истинами.

Но мир сознания потерял свое единство. Умы спокойные и бескорыстные искали отныне правоту то в одном лагере, то в другом, и поскольку в обоих лагерях часто имелась нетерпимость, заблуждение и жестокость, скептицизм быстро находил выгодным для себя сложить руки и узаконивать неискоренимое ослепление и бессилие человечества.

Итак, следовало не поддаваться обстоятельствам, не верить во все те правды, которые утверждаются в мире убийствами, грабежом, насилием, мечом, костром и веревкой, а хранить в душе лишь одну-единственную правду, повинуясь собственным познаниям и здравому смыслу.

Люсилио Джиовеллино размышлял о всех этих вещах и решил следовать Евангелию, комментируемому его собственным сердцем, потому что он хорошо видел, что эта божественная книга в руках некоторых католиков и некоторых протестантов может стать и становится с каждым днем кодексом фатализма, доктрины отупления и неистовства.

Итак, он принялся учить Марио философии, истории, языкам и естественным наукам, всему вместе, стараясь сделать относящимися ко всем вещам логику и доброту Бога. Его метод был понятен и его объяснения лаконичными. Когда-то красноречивый, бедный Люсилио сначала испытывал отвращение к написанному слову, и даже еще он порой страдал от того, что вынужден ограничивать малым числом слов свою мысль, но он пришел к тому, что медлительность записей и нетерпение проявить себя вынудили и приучили его резюмировать с совершенными ясностью и энергией, и что мальчик питался от истинной сущности вещей, без ненужных подробностей и без утомительного начетничества. Уроки были удивительной краткости и несли в себе этот юный дух уверенности, столь редкий в те Бремена и не без основания.

Со своей стороны, Буа-Доре, занимающий своего сына ребячеством и ерундой, сохранял его чистым и добрым благодаря тому таинственному проникновению, которое от одного доброго характера передается другому, не думая о том и не зная того.

Когда среди своих пустых забот маркиз утруждал себя оказывать услугу или помощь, он никогда не проявлял ни досады, ни отвращения. Он поднимался, выслушивал, задавал вопросы, утешал и действовал. От природы праздный и благодушный, он не скучал от какой-либо жалобы и не выражал своего нетерпения от болтовни какой-нибудь бедной кумушки. Таким образом, желая посвятить всю свою жизнь пустякам, он вовсе не упускал моментов в этой жизни легкой и благосклонной, чтобы не доставить удовольствие или не сделать добро кому-нибудь.

Так его день всегда начинался с хороших планов работы для своего сына (он называл работой заботы о туалете и обучение хорошим манерам), и переходил в нерешение ничего, в неделанье ничего и предоставлении всех дел мудрым решениям Адамаса и приятным капризам ребенка.

Между тем по прошествии нескольких недель благодаря активности Адамаса и разуму Мерседес, удалось экипировать Марио, как знатного дворянина. Маркиз дал ему некоторые понятия о выездке и фехтовании, а также провел приятные сеансы по обучению изящным манерам. Маркиз заставлял входить и выходить десять раз подряд своего воспитанника, чтобы обучить его манере входить элегантно и учтиво в салон и выходить из него скромно и вежливо.

— Видите ли, мой дорогой граф, — говорил он ему (это был час, когда нужно было разговаривать с вежливой церемонностью), — когда дворянин проходит порог двери и делает три шага в комнату, о нем уже выносят суждение заслуженные или знатные особы, которые там находятся. Значит нужно, чтобы все его достоинства и все его качества давали о себе знать в положении его тела и выражении его лица. До сегодняшнего дня вас встречали с ласками и нежной фамильярностью, вас освобождали от приличий, которых вы могли не знать, но эта поблажка скоро кончится, и если увидят, что вы сохраняете деревенские манеры под одеждами, которые теперь на вас, это примут за вашу натуру или мое равнодушие. Будем работать, мой дорогой граф, будем серьезно работать, начнем с этого реверанса, которому недостает блеска, и повторим еще раз это вхождение, которое выглядит дряблым и неблагородным.

Марио развлекался этим обучением, которое давало возможность нарядиться в его самые красивые одежды, смотреться в зеркало и энергично двигаться по комнате. Он был такой ловкий и такой гибкий, что ему почти не составляло труда изучать эту разновидность величественного балета, в который он был тщательно посвящаем; и его старый отец, еще больший ребенок, чем он, умел сделать урок увлекательным. Это был полный курс пантомимы, в которой маркиз, несмотря на свой возраст, был еще превосходным исполнителем.

— Видите ли, сын мой, — сказал он ему, причесываясь и драпируясь определенным образом, — вот манеры фанфарона. Смотрите хорошенько, что я буду делать, чтобы никогда так не делать в хорошей компании, разве что ради смеха. А теперь представим хвастливого от природы капитана.

Марио смеялся, катаясь по полу. Ему позволялось для развлечения тоже изобразить капитана, и тогда уже наступала очередь маркиза смеяться до упада в своем кресле, столь ловко и славно шалун обезьянничал.

Но нужно было возвращаться к уроку. Маркиз показывал ему тогда тупого мужлана, решительного и назойливого, или горького и противного педанта, или растерянного простака, и поскольку нужны были два актера, чтобы представить выразительную сцену, позвали людей дома. Отрадно, что можно было привлечь Адамаса и Мерседес, которые воспринимали это с большим воодушевлением. Но Адамас был деятельным, а мавританка работящей, они все время ускользали, чтобы работать на благо их любимого Марио.

Тогда набросились на Клендора, который выразил желание, но действовал, как марионетка, и на Беллинду, которая очень хотела сыграть знатную даму, но играла эту роль самым смешным и самым абсурдным образом. Маркиз весело журил ее и отмечал ее нелепости в пользу обучения Марио, который был изрядный насмешник, веселившийся столь бурно, что оскорбил экономку.

1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 128
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?