Феодал. Усобица - Александр Логинов

Под утро, когда сон особенно сладок, с неба на сонный лагерь пролился огненный дождь. Как татары смогли незамеченными подобраться к лагерю — уже не важно. Над лагерем стоял отборный мат, вой раненных, но паники не было. Воины хорошо защищены доспехами, да похватали щиты, прикрываясь ими от стрел. Вдруг, обстрел разом прекратился. Зато на кораблях началась резня. Иные татары на лодках подобрались к корабликам, и там вовсю шла рубка не на жизнь, а на смерть.

Прохор, было, метнулся к лодкам, вытащенным на берег, но Лука Фомич осадил мужика.

— Стоять! Без тебя там справятся, чай не несмышленыши, — строго сказал воевода, всматриваясь в ночную темень.

— Лука, там же наших убивают! — взвыл буйный новгородец.

— Негоже так, Лука Фомич, — поддержал приятеля ураман Данила.

— Это не есть карашо, — поддакнул бывший пленник, а ныне свободный человек, рыцарь Дитрих по прозвищу Кабан.

Прозвище свое немчура получил в той памятной битве при Каторосли, когда схлестнулись рати Московского государя с его старшим двоюродным братом Васькой Косым. Народу полегло в той битве — тьма тьмущая. Еще больше сгубили пленников, после битвы. В том сражении Дитрих вылетел из села и словно торпеда протаранил строй вятских копейщиков. Рога на стальном горшке рыцаря пробили кольчугу вятчанина и вонзились тому в грудь. Так Дитрих потерял свое родовое имя, обретя новое — Кабан. Немец отнесся к такому повороту событий философски. Кабан — сильное и могучее животное. Вместе с прозвищем немец получил от князя поместье, пускай не большое, всего одна деревенька в три двора, но земли много. А заселить земельку народом — уже забота боярского сына.

— Погоди, — остановил немца князь.

— Удумал чего? — спросил воевода.

Андрей всматривался в водную гладь, но в темноте плохо видно, зато над рекой отчетливо разносился шум сражения: звон металла, ругань на русском и татарском языках. Татары умудрились обрубить канаты связывающее кораблики. Лишившись якорей струги, ушкуй князя и паузок купца поплыли по течению. Ушкуй развернуло кормой к берегу и в этот момент, служилые татары взялись за луки. Андрей смог разглядеть только силуэты лодок облепивших кораблики, словно гончие кабана. Татары даже в таком тумане смогли разглядеть противника, а может, били на слух. Без разницы, главное в ответ на стрелы раздались предсмертные вскрики и плеск падающих в воду тел.

— Самострелы есть у кого? — спросил Андрей.

Самострел нашелся, но только один и тот — блочный. Служилые татары, например, арбалетами не любили пользоваться. Данила урман, так тот вообще не признавал самострел за оружие. Толку от него нет. С ушкуя с него стрелять, или с крепостной стены — самое того, слишком большой и тяжелый. И как назло, веревки в неподходящий момент спутались.

— Я мигом, — буркнул Митяй и сорвался из-под защиты щитов, на бегу подхватывая легкие самострелы, лежащие у костров.

— А была, не была, — Прохор рванул следом за приятелем.

— Стой! Куда, черти! — заорал воевода.

Мужики почти справились, они успели подхватить арбалеты, не забыли про колчаны с болтами и почти добежали обратно, когда вновь зашелестели вражеские стрелы. Прошка, ловкач, умудрился проскочить, а вот Митяй споткнулся и со всего маху пал на сырой песок, роняя поклажу, стрела вонзилась новгородцу в ногу, прошив бедро насквозь.

— Твою мать… — Воевода рванулся к раненному. Следом за ним бросился Анфал. Булат успел ухватить за шиворот Петьку, тоже навострившегося спасать Прохора.

— Не высовывайся, — строго сказал татарин, сопровождая слова увесистой затрещиной.

Воевода с Анфалом прикрыли большими полутораметровыми немецкими щитами Прохора, давая возможность новгородцу подняться на ноги. Андрей дал короткую команду и плотный строй воинов, прикрываясь такими же щитами, сначала медленно, затем постепенно набирая темп, двинулся навстречу воеводе. Строй чуть раздвинулся, вбирая в себя троицу, и продолжил движение дальше. У Андрея появился план. Не факт, что все получится, но попытаться стоит. Это всяко лучше, чем тупо стоять на берегу нечего не делая.

Пушка заряжена картечью. Осталось надеяться, что порох не отсырел.

— Лука, возьми пару дюжин и бегом к лодкам. Гребите на корабли, не то останемся тут загорать, — отдал распоряжение князь.

— Сделаем, — пообещал воевода и принялся отдавать команды.

Андрей дождался, когда Лука проведет перегруппировку.

— Ну, с богом, — дал отмашку Андрей, внутренне содрогаясь от мысли, что орудие не выстрелит.

Татары отреагировали незамедлительно. Воздух наполнился сотнями стрел. Двое воинов широко взмахнув руками, упали в воду, остальные сев в лодки, гребли к корабликам с сумасшедшей скоростью.

Всадники появились неожиданно, актакуя в лоб, Андрей поднес раскаленный прут к запальному отверстию и… ничего.

До татарской конницы остались считанные метры, когда из дула вылетел сноп огня. Громыхнуло так, что у Андрея уши заложило. Он стоял с широко открытыми глазами и открытым ртом, ничего не слыша, но бой принял характер, когда команды не нужны. Воины, разрядив арбалеты, молча бросились на врага.

Пятачок земли перед орудием оказался свободным, если не считать огромной кучи из конских туш и кровавых ошметков, еще недавно бывшими людьми. Слева и справа, от этой парящей груды мяса и кишок разгорелась брань. Татары Кулчука завладели лошадьми и теперь рассыпались, обстреливая врагов из луков.

Андрей налетел на спешенного татарина, рубя наотмашь по его руке, сжимавшей кривую саблю. Татарин отпрыгнул, моментально отреагировав — рубанув по груди князя. Плевать, доспех выдержит удар, Андрей метнулся к врагу, ударил головой в лицо степняка. Добавил латной рукавицей, опрокидывая противника наземь.

В спину князя ударило копье, наконечник скользнул по стальной пластине зерцала и ушел в сторону, разрезая плоть на руке с внутренней стороны. Андрей моментально развернулся, но было поздно. Из горла степняка уже хлестала кровь. За его спиной стоял бледный Петька с окровавленным кинжалом в руке. А рядом с ним рубился татарин на коне, вот он лихим ударом снес половину башки казачка и заметил мальца. Рука бусормана поднялась для замаха, Андрей бросился вперед заслоняя собой пацана. Сабля опустилась на щелом князя…

Андрей пришел в себя лишь после того как его окатили холодной водой из ведра. Брань к тому времени прекратилась. Русские сумели отбиться, остатки татар откатились назад и пустили коней вскач, уходя от погони. Булат не дал Кулчуку вести преследование дальше, но Анфал умудрился подстрелить еще одного степняка, вернее коня, а незадачливого татарина недовольный Кулчук притащил в расположении лагеря на аркане.

— Отбились, слава богу, — первым делом сообщил Сенька очнувшимуся князю.

— Петька? — спросил Андрей о судьбе мальца.

— Чего этому пострелу сделается… живой, — отмахнулся Семен, но в голосе парня было что — то настораживающее.