Начало - Алексей Калугин

Осипов слегка выгнул губы и покачал головой.

Кирсанов поправил очки и сложил руки на груди. Но даже так он не стал похож на лектора. Он все равно выглядел, как чрезвычайно богатый и безмерно уверенный в себе человек.

– Француз Эжен Бобан приплыл в Мексику еще подростком, был влюблен в местную культуру, не раз организовывал собственные археологические экспедиции. Бобан свободно говорил на испанском и ацтекском языках. И ему удалось наладить неплохой бизнес по продаже археологических находок. Кроме того, он служил консультантом по археологии при дворе мексиканского императора Максимилиана фон Габсбурга, усевшегося на престол в результате французской интервенции в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. В семидесятых годах Бобан возвращается во Францию и открывает в Париже антикварный салон. Большую часть своей мексиканской коллекции, включающую и три хрустальных черепа, Бобан продал французскому этнографу Альфонсу Пинарту. Сколько всего маленьких черепов, размерами от десяти до четырех сантиметров, было продано Бобаном, неизвестно. Эти маленькие черепа представляли собой так называемое первое поколение хрустальных черепов. Средние и большие появились позже. Особенность малых заключалась в том, что почти все они, в том числе и те, что Бобан продал Пинарту, были просверлены сверху вниз, – Кирсанов большим и средним пальцами взял с полки один из маленьких черепов и показал его Осипову. – Видишь, здесь тоже есть отверстие. По всей видимости, это была бусина или пуговица. И, если череп был сделан в девятнадцатом веке, то сам хрустальный шарик, пошедший на его изготовление, намного древнее. Общепризнано, что все маленькие черепа первого поколения были сделаны в Мексике одним мастером или одной мастерской в период с тысяча восемьсот пятьдесят шестого по тысяча восемьсот восьмидесятый год. Фальсификаторы, можно сказать, уважительно и ответственно, подошли к своему делу. Для изготовления подделок были использованы действительно старинные заготовки. Мы понятия не имеем, чью одежду украшала эта хрустальная пуговица или чью шею обвивала нитка бус, в которой была нанизана и бусина, ставшая впоследствии черепом. Но, явно, это был не простой крестьянин и не бедный ремесленник. Древний владелец сей вещицы принадлежал к высокому сословию, – Кирсанов поднял указательный палец свободной руки. – Улавливаешь ход мысли?

– Да, – кивнул Осипов. – Только пока не понимаю, какое это имеет отношение к пакалям?

– Скоро мы и до них доберемся, – пообещал магнат. – Итак, собрав эту небольшую коллекцию хрустальных черепов и выяснив, что самыми любопытными из них являются те, что наиболее неказисты на вид, я решил провести свое собственное расследование. Я пригласил ряд специалистов в самых разных областях, которые должны были провести всестороннее исследование хрустальных черепов и дать свое авторитетное заключение о том, что они собой представляют. Честное слово, в тот момент я и сам не знал, что от них услышу. Мне просто хотелось наконец-то поставить точку во всей этой истории с поддельными черепами. Однако результаты изучения черепа номер три, того, что я сейчас держу в руке, оказались весьма неожиданными. Сейчас, Виктор, – Осипову показалось, что голос Кирсанова приобрел оттенок торжественности, – ты увидишь то, что до тебя видели лишь немногие.

Господин Кирсанов переместился к столу, на котором стоял громоздкий прибор, накрытый пластиковым чехлом. Устройство состояло из трех серых корпусов, соединенных между собой короткими цилиндрическими вставками. От каждого корпуса тянулось множество проводов, которые путались с прочими проводами, поэтому проследить, куда именно они убегали, было решительно невозможно. Кирсанов нажал сетевую клавишу, открыл небольшую квадратную крышку на средней части прибора и очень осторожно поместил в него хрустальный череп.

– Это глубинный сканер – микроскоп, созданный специально для исследования моих черепов. – Кирсанов сделал совсем незначительный, но при этом вполне отчетливый акцент на слове «моих». – С его помощью можно получать послойное изображение внутренней структуры черепа. Как если бы мы его нарезали невообразимо тоненькими ломтиками и каждый из них потом рассматривали под сильным увеличением.

Кирсанов взял лежавший рядом с прибором серебристый пульт дистанционного управления и нажал на нем кнопку. Слева из-за стеллажей выкатился пятидесятидюймовый плоский экран.

– Результаты микрокопирования мы увидим на этом экране.

Он направил пульт на микроскоп и надавил другую кнопку.

Осипов почувствовал вдруг странное, непривычное, незнакомое ему прежде волнение. Не разумом, а самой глубинной, неназываемой сутью своего естества он осознал, что сейчас он, быть может, станет свидетелем чего-то настолько необычного, что, если это даже не перевернет весь его мир, то уж точно заставит глядеть на все происходящее иначе. Не так, как сейчас. Совсем по-другому. А нужно ли ему это? Он ведь не Кирсанов. И никогда не стремился стать таким, как он.

В самом центре экрана возникло неровное, серебристое свечение. Внутри него происходило едва заметное движение, медленное перемещение каких-то мельчайших частиц. Хотя, возможно, это был всего лишь оптический эффект, связанный с высоким разрешением микроскопа. И все равно Осипов невольно задержал дыхание. Как перед прыжком в воду. Или – в пропасть.

– Это дно левой глазницы, – пояснил Кирсанов. – А теперь мы пойдем вглубь черепа.

Он нажал кнопку на пульте, и экран сделался почти однородно серым, с едва заметными светлыми вкраплениями, похожими на очень мелкие игольчатые кристаллы.

– Еще глубже… Еще…

Приговаривая так, Кирсанов раз за разом нажимал на кнопку. Поначалу Осипов принялся считать нажатия, хотя смысла в этом никакого не было. Он ведь все равно не знал толщину слоя погружения. Да если бы и знал, что в том толку? Где-то после пятьдесят четвертого нажатия он сбился со счета и бросил это пустое занятие.

– Еще… Еще глубже…

Сам Кирсанов, похоже, точно знал, когда наступит нужный момент. Он вдруг сделал паузу и посмотрел на Осипова очень необычным, если не сказать более, странным взглядом. Как будто хотел спросить, не передумал ли он? Не хочет ли обо всем забыть и уйти? Снова сесть за компьютер и продолжить свои теоретические изыскания?.. Хотя, может быть, Осипов сам все это придумал. Потому что ему и самому хотелось задать себе эти вопросы. Но только для того, чтобы ответить – Нет!

– Сейчас, – Кирсанов чуть понизил голос.

Он, все же, любит театральные эффекты, отметил про себя Осипов. Но не злоупотребляет ими. И, в общем, это неплохо.

Кирсанов надавил пальцем на кнопку.

Фон экрана остался все таким же серым. Но теперь он был расчерчен на ровные квадраты. Тонкие, но очень четкие, будто светящиеся изнутри линии, рассекали его вдоль и поперек. Поначалу Осипов решил, что это шахматная доска, на которой все клетки выкрашены в одинаковый серый цвет. Однако их было гораздо больше. Тринадцать на тринадцать. Всего сто шестьдесят девять.

– Бог ты мой, – едва слышно произнес Осипов.

В каждую клетку был помещен рисунок, похожий на тот, что он видел на пакале. Да, какое там, похож! Вот он! Тот самый пляшущий ворон, что был изображен на пакале, найденном на болоте! А вот и второй, из замерзшего города, с носатым человеком в головном уборе из перьев!