Белый Паяц - Виктория Угрюмова

– Выжить, – глухо произнес Монтекассино.

– Возможно. Я не рассматривал эту проблему с точки зрения смертного. Скажи мне, Фрагг, отчего вы так боитесь логического завершения собственной жизни? Разве кто-то из вас не умирал?

Великий магистр задумался на мгновение.

– Наверное, потому, что так и не постигли, что она такое. На наших глазах умирают десятки и сотни людей, но ни один не возвращается, чтобы объяснить, как это было. Человечество накопило самый большой свой опыт в этой области: мы научились убивать, умирать, провожать в последний путь. Но мы так и не узнали, куда он ведет и что ждет нас за гранью тьмы. Умирая либо убивая, мы не понимаем, что делаем. А это самое страшное.

– Ардамалех не боится смерти и неизвестности, – сказал пленник после такой долгой паузы, что Монтекассино уже подумал, что разговор на сегодня окончен. – Этим он отличается от всех вас. Этим он сильнее и слабее – в одно и то же время. Он велик тем, что у него есть мечта, необъятная, как океан, недостижимая, как небеса, но именно поэтому такая прекрасная. Он уязвим во всем, что касается этой мечты, и здесь вы сможете нанести ему роковой удар. Мне искренне жаль его, ибо я видел падение множества старых и рождение новых миров. И ни один из них не рухнул и не возродился из пепла одномоментно. Это долгий и мучительный процесс, на который уходят жизни десятка Ардамалехов. А они, глупые, так охотно отдают их взамен на пустые обещания судьбы – пускай даже догадываются, что их непременно обманут.

Не знаю, что будет с каждым из вас, Фрагг, по отдельности, но вы – люди – переживете и эту напасть. Вы даже не заметите, что ваш старый мир закончился и вокруг течет новое время.

Ты просил совета? Вот мой совет – уничтожь мечту Ардамалеха, и ему будет незачем жить. Сделай так, чтобы ему было некуда идти и некуда возвращаться, и он сам остановится посредине дороги. Ибо ему не важно, выживет ли он. Предложи ему что-то ценнее его жизни, и он с радостью променяет ее на твой подарок.

Ардамалех – это тот, кто заглянул однажды за завесу и не испугался сияющего и вечного может быть.

О чем ты думаешь, Фрагг?

Монтекассино улыбнулся:

– Я слушаю тебя, как слушаю обычно музыку. А думаю… о чем же я думаю? Вероятно, о том, почему ты тут. Чем больше я тебя знаю, тем меньше верю, что эти жалкие письмена могут удержать тебя в темнице против твоей воли.

– Не преуменьшай их власти, – отозвался пленник, переступая по золоченому шесту, как огромный пернатый хищник. – Мне потребовалось бы некоторое усилие, дабы преодолеть сопротивление этих стен, а сие есть великое достижение для смертных. Но ты прав – я здесь отчасти по твоей, а отчасти – и по собственной воле. А есть еще воля высшего существа и прихоть переменчивой судьбы. Но объяснить причины на вашем, земном, языке я, увы, не в состоянии. Хотя тебе – объяснил бы. Ты понял бы меня – должен был бы понять.

– Иногда мне кажется, что я пускай и не понимаю, но чувствую это без объяснений.

– И каковы твои ощущения?

– Это ледяной ужас, великолепный мрак, сияющая, как ты сказал, бездна – и восторг.

– Ты почти описал смерть такой, какой ее видят изнутри уходящие, – заметило существо. – Но нам пора прощаться. Тебя уже ждут. Там, наверху, другие заботы. И что бы я ни посоветовал тебе, но будет еще война, кровь, предательства, смерти… И все это по капле будет вытягивать из тебя жизнь.

– Куда я денусь? – мрачно спросил великий магистр. – Благодарю тебя, великолепный, за беседу, добрый совет и за удовольствие наблюдать сии удивительные произведения.

И он указал на карту Медиоланы.

– Ступай, – приказало существо.

И когда Фрагг, низко поклонившись, повернулся, чтобы выйти, внезапно окликнуло его:

– Магистр!

– Да, великолепный.

Тонкие крылья распахнулись, подняв своего обладателя к самому потолку. И оттуда, из-под куполообразного свода, усеянного золотыми звездами, которые складывались в копии настоящих созвездий, прозвучал глубокий и мощный, как рев водопада, голос:

– Было бы нечестно утаить от тебя главное.

– Что именно, великолепный?

– Ты смотришь не в ту сторону.

Ты ищешь в другом месте.

Ты идешь не туда.

* * *

В неверном свете сотен факелов степь, казалось, ожила и двинулась на Маранью.

Несметное количество воинов, бесшумных как тени и неотличимых от собственных черных теней, бегущих рядом с ними на приступ, вызывали безотчетный ужас. Словно почувствовав беду, негромко взвыли собаки, запертые в домах, да тут же и захлебнулись собственным воем.

Юбер Де Ламертон дал знак своим солдатам, и лучники подняли луки, приготовившись стрелять. Они совершили ошибку, следя за тем, что происходит внизу, у подножия башен, у основания стен. Никому из защитников крепости не пришло на ум поднять голову и тревожно всматриваться в ночное небо. А ведь заподозрил неладное правитель, еще днем заподозрил, но тут же и отбросил свои предположения как абсолютно бессмысленные. Он думал, что не стоит отвлекаться на вероятное, но в принципе невозможное. И оказалось, что просчитался.

Его просчет был оплачен ценой крови.

Сколько стоит людская кровь – запекшаяся на белых камнях; впитавшаяся в сухой песок и жесткую рыжую пыль; забрызгавшая голубой шелк праздничного девичьего платья; окрасившая прозрачную воду фонтанов; обагрившая чужой меч; растекшаяся под проломленными доспехами; обратившаяся в ржавчину на сломанном клинке, – кто оценит?

О секахах, коварных крылатых тварях, внешне немного похожих на людей, но отличающихся невероятной жестокостью и пожирающих все живое, что они могли высмотреть из-под облаков, в Маранье знали только понаслышке. Редкие путешественники, побывавшие на далеких Валапаганских островах, рассказывали о плотоядных монстрах, которых панически боялись туземные жители, расписывая в красках пережитые ими лично ночные кошмары. К этим байкам так и относились – как к обязательной, захватывающей дух истории, не имеющей никакого отношения к истинному положению вещей. От путешественников обыватели ждут не подробного доклада, не сказки. Иначе кто их будет слушать и подливать вина за свой счет? Кого интересует, что на самом деле происходит на краю света, если на самом деле там не происходит ничего интересного?

Редкие книги в дворцовой библиотеке тоже крайне скупо рассказывали о крылатых монстрах. А три гро-вантара, отправленные в Маранью, как Айелло Тесседер – в Тогутил, во искупление каких-то своих провинностей, никогда с ними не встречались. Им вполне хватало охоты на степных оборотней – синкеллов, принимающих в полнолуние облик двуногого звероящера, упырей, которые поселялись всюду, где жили люди, и прочей нечисти помельче.

Но и путешественники, и воины Пантократора. и летописцы в один голос утверждали, что секахов – тупых и злобных чудовищ – совершенно невозможно приручить. Ими может управлять разве что Абарбанель – но на что они ему сдались?