Я всемогущий - Дмитрий Карманов

За спиной послышалась трель входящего звонка. Я вновь повернулся лицом к окну и снял трубку.

— Доброе утро, Платон Сергеевич, — мой референт Ольга при всей своей скромной внешности обладала очаровательным голосом. Не знаю, какие струны в моей душе затрагивал этот тембр, но слушать его я мог бы бесконечно. Поэтому я просил Ольгу не слать мне сообщения, а всё говорить устно.

— Привет, Оля, — сказал я, едва удержавшись от того, чтобы добавить «Рад тебя слышать». Вместо этого я произнёс: — Что-то случилось?

— Нет, Платон Сергеевич, всё в порядке. Я хотела бы поздравить вас с днём рождения. Даже с юбилеем, сорок лет — это круглая дата. И передать вам поздравления, которые уже начали нам приходить. Премьер-министр Японии выражает…

— Подожди, Оля, — перебил я. — Кто там чего выражает — и так понятно. Приеду в Кремль — посмотрю. Ничего срочного нет?

— Нет, ничего срочного, — Ольга сделала правильную паузу и, убедившись, что я не прерываю, сказала: — В пятнадцать часов, если помните…

— Да, помню. Совещание с губернаторами. Предупреди, пожалуйста, всех, чтобы не тратили время на поздравления.

— Хорошо, — откликнулась референт.

Я дал отбой. Подумать только — сорок лет! Каких-то два с половиной года назад, победив на выборах, я стал самым молодым президентом в мире. И на волне этого растиражированного факта привык думать о себе как о тридцати-с-чем-то-летнем. Как о молодом. Как о начавшем жить совсем недавно. И вдруг — уже сорок.

Я прислушался к себе. Нет, на сорок я себя не чувствовал. Если честно, я всё ещё считал себя мальчишкой, который только делает вид, что он взрослый. И подозревал, что это и есть самая главная тайна всех людей средних, зрелых и даже преклонных лет. Все они тщательно скрывают, что сами — лишь дети, притворяющиеся взрослыми.

У детей есть садик, школа, институт, куда так не хочется идти. А у нас — работа и служба. И сколь ни были бы они хороши и желанны, всё равно просыпаться по утрам и куда-то идти совсем не хочется. Я нехотя потянулся и медленно выполз из кровати. В последнее время я совсем обленился — вставал поздно, на работу приезжал к обеду, а то и вовсе оставлял всё на Солодовникова и его министров. Хорошо, когда всё идёт хорошо. Правда, скучно.

Я попытался изобразить один из недавно освоенных комплексов упражнений йоги, однако мои потуги прервал вновь зазвонивший телефон.

— Что ещё, Ольга? — недовольно спросил я, разглядывая высветившуюся на экране фотографию референта.

— Извините, Платон Сергеевич. Звонит президент США, хочет лично вас поздравить…

— Ответь за меня, пожалуйста. И давай больше не будем меня беспокоить по таким пустякам, хорошо? — Я был раздражён, сделал два глубоких вдоха, чтобы немного успокоиться, и продолжил на полтона ниже: — И раз уж он позвонил, передай, что я хотел бы встретиться, есть серьёзный разговор. На завтра же у нас ничего важного не запланировано? Ну, значит, завтра.

— Платон Сергеевич, — голос Ольги из ангельского превратился в растерянно-блеющий, как у ягнёнка, — вы же знаете, что за один день встречи на высшем уровне не организовываются. Есть общепринятые правила, церемонии, протокол…

— Да надоели мне эти церемонии. Просто передай ему, мол, мистер Эрнандес, наш президент хотел бы завтра с вами встретиться, обсудить кое-какие мелочи.

Ольга переключилась на соседнюю линию и через несколько минут вновь появилась:

— Платон Сергеевич, нам очень повезло. Как раз завтра президент США летит в Багдад на саммит Организации объединённых арабских демократов. И может сделать остановку в Москве.

— Кто бы сомневался, — пробормотал я, пытаясь завернуть ногу так, как показывал инструктор, — давай, Оль, организуй всё, как надо.

Встречать президента США в аэропорт я всё-таки приехал — моя лень оказалась сломлена напором главы администрации, который, делая большие глаза, настойчиво увещевал меня не отходить от общепринятых международных канонов. Единственное, что мне удалось, — это настоять на том, чтобы формальностей было как можно меньше.

Пузатый «Боинг» с надписью «United States of America» замер неподалёку от здания для приёма правительственных делегаций аэропорта Внуково-2. Ковровую дорожку до трапа постелили, но никаких оркестров или почётных военных караулов, слава богу, не привезли. Я вышел к трапу, вежливо улыбаясь спускающемуся Мигелю Эрнандесу, американскому президенту. Эрнандес, сияя, пожал мне руку и даже попытался приобнять, работая на репортёров. Я сделал вид, что не заметил этого.

Эрнандес, юркий смуглолицый брюнет с ослепительной улыбкой, был одет в строгий дорогой костюм и выглядел в нём, как упелёнатый хорёк. Он стал президентом на полгода позже меня, в упорной борьбе опередив кандидата от демократической партии — пятидесятилетнюю темнокожую Мэрил Чу, которая едва помещалась в гигантскую инвалидную коляску. Мэрил плохо говорила по-английски, не скрывала свою нетрадиционную сексуальную ориентацию и строила избирательную кампанию на политкорректности и предоставлении полных прав всем меньшинствам. Эрнандес же пользовался огромной популярностью в южной части страны, наводнённой латиноамериканцами, с недавних пор получившими избирательные права.

Сопровождаемые вспышками фотокамер, мы медленно прошли по ковровой дорожке, лучезарно улыбаясь и ведя непринуждённую беседу. Так это выглядело со стороны. На самом деле улыбки были тренированно фальшивыми, а беседа свелась к тому, что Мигель пожаловался мне на тряску над Атлантикой, а я посоветовал ему закупать новые российские самолёты и больше не мучиться.

— Я вас надолго не задержу, — утешил я Эрнандеса, едва мы завершили протокольное позирование для телекамер и фоторепортёров. — Быстренько переговорим, обсудим некоторые вопросы. Потом краткая пресс-конференция — и отпущу вас дальше, в Багдад.

— О’кей, — улыбнулся американский президент. — Вы знаете, мистер Колпин, я сам удивлён, что решил вдруг сделать остановку в Москве. Вечером я должен быть в Ираке.

— Тогда не будем терять времени, — я выразительно посмотрел на помощников, и они поспешили выпроводить из зала операторов и фотографов. Двери закрылись.

— Ну что, Мигель, — весело сказал я, — есть следующие предложения…

Многие не любят журналистов. Кто-то считает, что они слишком поверхностны и выдают на-гора информацию, смысл которой сами не понимают. Другие говорят, что журналисты насквозь продажны и готовы за деньги написать всё, что угодно. Третьи обвиняют их в склонности к нездоровым сенсациям и нагнетанию обстановки по любому поводу.

Я же к журналистам отношусь спокойно, как к природному явлению. Если ты понимаешь его суть и знаешь, как использовать его в своё благо, то негативных эмоций не остаётся. Непродуктивно, к примеру, обижаться на ветер — лучше построить ветряную мельницу.

Я размышлял об этом, глядя на журналистскую братию, набившуюся в небольшой зал для пресс-конференций внуковского аэропорта. Несмотря на то, что о моей встрече с президентом США стало известно лишь вчера вечером, запросов на журналистские аккредитации пришло гораздо больше, чем мог вместить зал. Причём, судя по собравшимся, оперативно отреагировали не только российские издания. Благо визовые барьеры для приезда в Россию давно ушли в историю.