Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто же в Петербурге смог столь искусно и хорошо выполнить ответственный заказ самодержца? Судя по архивным документам, обычно наградные высочайшие портреты окружал алмазами придворный ювелир Вильгельм Кеммерер. Во всяком случае, только в 1848 году он представил ко двору один портрет Николая I и два – императрицы Александры Феодоровны, а кроме того, украсил алмазами шесть табакерок с миниатюрами императора и его супруги, причём три изображения грозного монарха написал «живописец Вимберг».[419] Поэтому не исключено, что именно Кеммерер в 1846 году умело и тщательно справился с поручением русского императора, чей образ в миниатюре запечатлел для потомков, скорее всего, признанный портретист Иван Андреевич Винберг. Лавры, окружающие портрет самодержца, не случайны: только что Николай I, считающий себя могущественным государем и победоносным воителем, расширившим границы империи, отпраздновал своё пятидесятилетие и двадцать лет успешного правления самым обширным государством.
Брат цесаревича, великий князь Константин Николаевич решил в двадцать лет поскорее жениться, «чтобы избавиться от ярма своего воспитания». Выбор его пал на принцессу Фредерику-Генриетту-Паулину-Марианну-Елизавету Ангальт-Саксонскую, чаще титулуемую Саксен-Альтенбургской. Внешность очаровательной немочки привела великого князя «в восторг и вызвала в нём страстные чувства, он любил её вначале слишком идолопоклоннически, чтобы замечать её ограниченность», недостаточные образованность и воспитанность, а также дурное владение французским языком. Однако, поскольку второй сын Николая I «прямо из детской попал в мужья, безо всякого опыта, без того, чтобы изжить свою молодость или побыть в кругу своих сверстников, совершенно неспособный не только вести жену, но и себя самого», то вскоре попал «под башмак своей очень красивой, но и очень упрямой» супруги, получившей в России имя Александры Иосифовны, а при Дворе называемой просто «Санни».[420] Великая княгиня, чрезвычайно походившая собой на прославленную красотой и злосчастной судьбой шотландскую королеву Марию Стюарт, была настолько хороша, что у воочию увидевшего «Юзефовну» поляка-террориста не поднялась рука убить сидевшего рядом с ней мужа – ненавидимого наместника Царства Польского в 1862–1863 годах. Однако через двадцать лет брака великий князь охладел к своей благоверной и так полюбил балерину Анну Васильевну Кузнецову что не только совершенно не скрывал скандальную связь, но и любил представлять свою возлюбленную подругу знакомым, приговаривая: «В Петербурге у меня казённая жена, а здесь собственная».
Но это будет потом. А тогда, в 1847 году, семнадцатилетняя восхитительная принцесса, избранная в спутницы жизни великим князем Константином Николаевичем и полная мечтаний о грядущем счастье, прибыла в Петербург. Родители одобрили выбор сына. Будущая невестка быстро овладела сердцами новых родных, поскольку в манерах и тоне чаровницы сквозили «весёлое молодое изящество и добродушная распущенность, составляющие её прелесть». Она заняла в императорской семье положение «шаловливого ребёнка», а её бестактность и неумение вести себя снисходительно считали «забавными выходками и мелкими шалостями». Даже в гортанном и хриплом голосе немки находили особый шарм.[421]
Тогда-то при переходе в православие невеста второго сына Николая I стала Александрой, а русифицированное отчество «Иосифовна» сохранило имя её отца. Обручение с суженым прошло 6 февраля 1848 года, а через полгода, 30 августа, состоялась свадьба великокняжеской четы. «Нанизание бриллиантов на корону к бракосочетанию великого князя Константина Николаевича с великой княгиней Александрой Иосифовной» исполнил Карл Болин.[422]
Однако в столь памятном красавице-принцессе году большинство сверкающих алмазами украшений для неё делает Вильгельм Кеммерер. Ещё до великокняжеской свадьбы придворный ювелир выполнил для наречённой две драгоценные головные булавки и бриллиантовые серьги с сапфирами. Подлинный чародей своего искусства сделал ещё бриллиантовую цепь, но, вероятно, она оказалась столь хороша, что августейшая свекровь решила оставить драгоценную вещь у себя.[423]
Вильгельм Кеммерер. Бриллиантовое колье с изумрудными подвесками. 1848 г. (?)
Счастливая же новобрачная получила созданные Вильгельмом Кеммерером два прелестных бриллиантовых склаважа, причём первое из ожерелий оказалось составлено из тридцати одного крупного камня, заключённого в отдельные шатоны, а в другом сверкающие алмазы дополняла небесно-голубая бирюза.[424] То ли для великой княгини Александры Иосифовны, то ли для самой императрицы Александры Феодоровны предназначались «четыре браслета с именем “Alexandra”» работы того же придворного ювелира.[425]
Вероятно, именно он вскоре исполнил великолепное и очень нарядное бриллиантовое колье с изумрудными подвесками. Длинная цепочка из чередующихся с овалами ромбов достигала 64 см. В центре каждого из одиннадцати ромбов ювелир закрепил по бриллианту. Общий вес сих одиннадцати бриллиантов составил 16 карат. От каждого овала отходили две цепочки из небольших бриллиантов в шатонах, зависающие красивыми фестонами под ромбами. Между этими цепочками-фестонами тяжело колыхались крупные подвески сложной конструкции. Бриллиант снизу окаймлял полумесяц из крошечных алмазиков, к нему был подвешен тюльпан с отогнутыми боковыми лепестками, а от этого «цветка счастья» отходила сверкающая алмазами-розами миндалевидная петля, окаймлявшая свободно подвешенный громадный кабошон изумруда, поддерживаемый алмазным куполом колокольчика. Недаром высота этого дивного ожерелья колебалась от 5,6 до 8,5 см. Серебряная ажурная оправа с золотой подпайкой совершенно не была видна из-под сплошь её усеивающих алмазов. Все детали соединялись вручную петельками и крючками. Хотя алмазы были применены и среднего качества, зато их масса превышала 150 карат.
Поражали своим качеством изумруды, чей суммарный вес достигал 260 карат. Даже на чёрно-белой фотографии видно отсутствие в камнях трещин, столь присущих смарагдам. Искусные руки огранщиков на два из одиннадцати кабошонов даже нанесли грань, чтобы лучше выявить красоту самоцвета, аккуратно закреплённого в золоте. Все изумруды были уральского происхождения.[426]