Крыши Тегерана - Махбод Сераджи

Дед целует меня в прикрытые веки, потом садится в кресло у старинных часов и просит бабушку принести чашку чая. Мама велит бабушке не вставать и бежит на кухню за чаем, сладостями и фруктами. Дед смотрит на часы и шепчет, что время неверное. Он глядит на меня, потом снова на часы, но ничего не говорит. Проходит несколько мгновений, и я слышу его шепот:

— Не время неверное, а они просто показывают другое время!

— Слава богу, ты вернулся. Слава богу, все хорошо, — повторяет бабушка, трясущимися руками дотрагиваясь до моего лица.

Дед еле слышно шепчет что-то, как всегда, когда бабушка упоминает Бога. Отец и дяди фыркают. Дед задумчиво разглядывает сломанные часы другого моего деда.

Теперь все внимание обращено на меня, и мне это не нравится. По глазам присутствующих я догадываюсь, что они расстроены моим болезненным видом, но ни один не хочет этого показать. Каждый раз, как я ловлю на себе чей-то взгляд, этот человек улыбается и пытается изобразить радость — кроме тети Матин, которая просто прячет лицо, чтобы я не мог увидеть ее слез.

Когда все уже пьют чай, раздается звонок в дверь и во двор входят господин и госпожа Касрави. Господин Касрави несет на руках Шабнам, мою будущую жену. Все бегут к ним. Возникает радостная суета, все говорят одновременно.

— Как доехали?

— Отлично.

— О господи, вы, наверное, устали!

— Дорога просто ужасная. Добавить бы к этому чертову шоссе еще несколько полос, тогда дорога заняла бы не более полутора часов.

— Моему племяннику предназначено построить четырехполосную автомагистраль, которая соединит Тегеран с Ношахром, — вставляет свое слово дядя Мансур.

— Это хотел сделать еще Мосаддех — до того, как американцы и британцы организовали переворот.

— Угу, утомительная поездка — и вправду весьма утомительная.

— Входите, входите! Чай готов.

Господин Касрави опускает Шабнам на пол и обнимает меня.

— Ну и как ты, мальчик мой? Правда, как ты? — спрашивает он. — Я каждый день справлялся о тебе по телефону. Я так рад, что ты дома, — правда очень рад!

Голи Джан смотрит на меня и принимается плакать.

— Ты так сильно похудел! — говорит она. — Тебе надо поскорее приехать к нам в гости. Чистый горный воздух принесет тебе большую пользу.

Отец приглашает всех в гостиную. Пока мы идем через двор, я поднимаю взгляд и вижу на балконе третьего этажа Переодетого Ангела. Едва почувствовав, что ее заметили, она отступает назад. В гостиной рядом со мной садится тетя Матин, обнимает меня за плечи и шепчет:

— Как ты себя чувствуешь, дорогой?

— О, он в порядке, — громогласно произносит дядя Мансур. — Взгляни на него, он сильный парнишка.

— Да, конечно, — подхватывает господин Касрави. — Мой будущий зять, без сомнения, очень крепкий.

Тетя Матин смотрит на мое тщедушное тело и, качая головой, пытается сдержать слезы.

— Не надо, — бранится дядя Мансур. — Парень может подумать, что с ним что-то не так.

— Да, он в два счета снова займется боксом, — говорит дядя Маджид.

Дядю Маджида перебивает дядя Мансур. Он так счастлив, что отец научил меня основам бокса. Теперь дядя намерен обучить меня продвинутой технике. Все, включая отца, смеются. Дядя Мансур говорит, что одновременно с изучением гражданского строительства в университете США и работой над проектом четырехполосной автомагистрали европейского уровня, которая свяжет Тегеран с Ношахром, я смогу дубасить до полусмерти своих противников на ринге. На лице дяди появляется широкая ухмылка.

Тетя Мариам говорит, что любит меня и ждет не дождется, когда я приеду к ней в гости. Она обещает угостить меня кебабом, рисом, свежими овощами, домашним йогуртом и своим особым салатом из огурцов с солью, перцем и мятой, а потом напоить лахиджанским чаем. После чего я буду готов играть в теннис. Да, теннис, поскольку бокс — спорт для дураков, а я слишком умен, чтобы идти по следам ее чокнутых братьев, которые гордятся тем, что избивают людей. Она велит мне забыть все, чему учил меня отец, и подготовиться к занятиям теннисом, а она будет оплачивать их из собственного кармана. Мама бросает на отца косой взгляд, который, видимо, должен означать: «Я же говорила!» — но он не обращает внимания. Следует горячая перепалка, тетя Мариам энергично трясет головой и размахивает руками.

Все разговаривают одновременно, и никто, похоже, не слушает собеседника.

Отец безмолвно наблюдает за гостями. Он беспокоится и часто посматривает на дверь, и я догадываюсь, что он с нетерпением ждет приезда госпожи Мехрбан. Я по-прежнему не понимаю, почему он так жаждет ее увидеть.

— Посмотрите на свои носы — вы оба! — говорит братьям тетя Мариам. — Вы хоть представляете, как плакала наша мать, увидев ваши сломанные носы?

Бабушка смотрит на сыновей и, качая головой, произносит молитву. Дед тоже качает головой, бормоча себе под нос богохульства. Бабушка прикусывает кожу между большим и указательным пальцами.

— Мужчине незазорно иметь обезображенный, сломанный нос, — возражает дядя Мансур. — Мужчине необязательно быть смазливым.

— О, ради всего святого! — восклицает тетя Мариам.

— Кроме того, не скажешь, что у меня сломан нос. Смотри — кажется, что у меня там нет кости, — говорит дядя Мансур.

Он прижимает палец к кончику носа и надавливает. Ноздри сходятся, отчего он становится похожим на старика, и я смеюсь. Все с облегчением присоединяются ко мне. Из кухни выходит мама с новой порцией чая.

Снова раздается звонок в дверь, и входит госпожа Мехрбан. Как и мать Зари, она сильно постарела по сравнению с тем, какой была в прошлую нашу встречу. С ее приходом настроение присутствующих заметно падает. Отец взволнован встречей с ней. Он бежит впереди всех, чтобы поздороваться.

— Я так рад, что ты пришла, — говорит он. — Я очень беспокоился, как бы ты не передумала.

Она проталкивается сквозь толпу ко мне.

— Прежде всего мне надо повидать Пашу, — говорит она. — Мне надо его повидать. Как ты, дорогой мой?

Она обнимает меня и шепчет:

— Нам очень тебя не хватало. Я каждый день молилась за твое благополучное возвращение. Хотелось бы, чтобы Мехрбан тоже был здесь. Не знаю, сказал ли ему кто-нибудь в тюрьме про тебя. Я рассказала бы сама, но мне не разрешают с ним видеться. Мне даже не говорят, где он. О, твой бедный отец приложил столько усилий, чтобы узнать хоть что-то, но нам ничего не захотели говорить.

— Надеюсь, скоро дядю Мехрбана освободят, — говорю я.

Госпожа Мехрбан снова обнимает меня.

— О господи, надеюсь на это, сынок, только на это и надеюсь, — шепчет она.

Как раз в этот момент появляются Ахмед с Фахимех.

— Смотрите, а вот и наши жених с невестой! — радостно восклицает отец.