Танковые сражения войск СС - Вилл Фей

Командир этого взвода унтерштурмфюрер Эрих Хеллер разделял наши опасения по поводу плана атаки. Однако мы оба были солдатами и обязаны были повиноваться приказам. Он с несколькими солдатами забрался на мой танк. Большинство пехотинцев расселись по другим машинам, а остальные двинулись за нами пешком. Дорога вела от Одени через долину реки Эн, местами глубоко изрезанную, к развилке, за которой открывалась широкая долина. Здесь 2-я рота должна была повернуть налево и, пройдя через Фрейне, достичь города JTa-Фосс, лежавшего на гребне холма. 3-я рота должна была атаковать правее через Остер на Гранмениль. Я находился в головном танке 2-й роты. Сразу за развилкой дорога шла через небольшую речку. Здесь я допустил грубую ошибку. Поскольку в этой точке мы рассчитывали вступить в контакт с противником, я принял черные точки на мосту за мины, поэтому приказал переправлять танки вброд левее моста. Позднее мы выяснили, что мин на мосту не было. Хотя река была неглубокая и с твердым дном, другой ее берег был настолько крут, что мы потратили очень много времени, чтобы вся рота смогла вернуться на дорогу. Первая машина едва не перевернулась, что также привело к потере времени. Стало ясно, что мы уже никого не застанем врасплох, даже если до этого такая возможность и существовала. Когда мы, наконец, выбрались на другой берег, строй походной колонны был нарушен. Не останавливаясь, мы двинулись прямо на лежавшую перед нами деревушку Фрейне. Мы ехали по открытому лугу справа от дороги, уходившему дальше к небольшому ручью, вдоль которого росли деревья. Наши четыре «пантеры» атаковали группу домов в строю уступом влево. Со мной были машина нашего взвода (обершарфюрер Пипперт), командир второго взвода унтерштурмфюрер Зеегерт и командир роты. Сопровождавшие нас пехотинцы перед боем снова залезли на броню. Унтерштурмфюрер Хеллер стоял за башней моего танка и наблюдал за местностью в направлении Фрейне в бинокль. В это же время третья рота достигла развилки и повернула прямо на Гранмениль. Она двигалась параллельно склону, на котором находился город Лa-Фосс. Видимость для нас была очень плохой.

Мы двигались к пологому, заснеженному склону, ярко сверкавшему в лучах солнца, стоявшего низко над горизонтом. Чтобы лучше видеть, приходилось высовываться из люков. Мы прошли около ста метров, когда американцы открыли огонь. Они стреляли одновременно по нам и по машинам 3-й роты, развернутым к ним кормой. Дальнейшее происходило очень быстро. Машина унтерштурмфюрера Зеегера была подожжена первым же попаданием. Сам он, несмотря на тяжелые ожоги, успел выскочить из танка, но остальные четыре члена его экипажа погибли. Танк обершарфюрера Пипперта после нескольких попаданий остановился с опущенным стволом и, судя по всему, выбыл из строя. Экипаж покинул машину. О судьбе четвертой машины я не знал ничего, так как она медленно отошла назад, получив попадание. Я заметил, что американцы стреляют по нам также с флангов и сзади. Я повернул голову и увидел, как гибнут подбиваемые сзади машины 3-й роты. В таких ситуациях, когда человек практически совершенно беспомощен, его охватывает ярость. Мы немного продвинулись вперед и сами открыли огонь. Из-за сильного обстрела, к которому добавились еще и налеты истребителей-бомбардировщиков, пехота спрыгнула с танка и нашла, пусть и не без труда, укрытие справа от нас, в канаве рядом с деревьями. Им удалось потихоньку отойти обратно к дороге и не понести при этом потерь. Тем временем мы разобрались, что же происходит перед нами. Примерно в 100 метрах от нас, чуть слева, стоял танк, укрывшийся за штабелем бревен так, что над бревнами торчал только ствол. Судя по всему, он не мог опустить орудие, чтобы поразить нас в корпус. Мы развернули башню в этом направлении и несколькими снарядами вывели танк из строя. Он не загорелся, но стрелять прекратил. Первые попадания в нашу машину пришлись в лобовую броню. По-видимому, американские противотанковые пушки вели огонь из густого кустарника метрах в 100–200 от нас. По частоте выстрелов мы определили, что орудий было два. Похоже, подвижность их стволов была ограничена, и они могли вести огонь только по корпусу нашего танка. Поэтому мы рискнули повернуть башню вбок. Кустарник был настолько плотным, что мы не могли разглядеть даже вспышек выстрелов.

Подбив танк, мы тут же снова развернули башню вперед, подъехали еще поближе и попытались расчистить кустарник фугасными снарядами и пулеметными очередями, чтобы разглядеть орудия. За это время мы получили больше десятка попаданий из противотанковых пушек, и во второй раз за время войны на «пантере» я увидел, что под ураганным огнем частично разошлись сварные швы лобового броневого листа, на который пришлось большинство попаданий. Гусеницы тоже были сильно повреждены. С начала Арденнского наступления в нашем экипаже был новый радист — унтершарфюрер из батальона связи, добровольцем вызвавшийся в танковый экипаж и не знакомый с тем, что происходит во время тяжелого боя. Впечатления от этого первого ожесточенного боя быстро переполнили его, и он не справился с напряжением. Быстрые действия экипажа, непрерывный гул и звуки попадания снарядов, приходившихся в основном туда, где сидел он, и производивших при попадании резкий, сильный удар, сломили его. Когда на него упала радиостанция, сорванная с крепления на коробке передач, у него сдали нервы. Он стал кричать и требовать, чтобы его выпустили наружу. Лишь с большим трудом механику-водителю удалось его утихомирить. Такое происшествие в момент максимальной сосредоточенности не прошло даром для экипажа. Мы сбились с ритма и могли действовать лишь вполовину так же эффективно, как прежде. Слаженный экипаж подобен живому организму. Из-за подобных происшествий становится практически невозможно работать с полной отдачей.

Мы по-прежнему не могли различить стрелявшие по нам орудия. С такими повреждениями мы не рискнули подъехать поближе к кустам. Потом мы получили попадание чуть выше. Снаряд сорвал блок опоры орудийного ствола и подбросил его высоко в воздух. Он упал на передний край башни и, к счастью, соскользнул с внешней стороны. Я лишь успел заметить, что после попадания снаряда что-то отлетело, и, не раздумывая, нырнул в боевое отделение. Когда опора ствола упала на край башни, моя голова уже была в командирской башенке. Я получил лишь слабый удар, от которого, правда, некоторое время кружилась голова.

За это время мы получили двадцать попаданий и, поскольку обнаружить пушки противника никак не удавалось, решили вернуться. Мы медленно двигались задним ходом мимо двух наших танков, один из которых все еще был охвачен пламенем, пока не достигли дороги в том самом месте, где сошли с нее. Под конец наш радист окончательно струсил и выскочил из танка. Пришлось отправить его в госпиталь.

По другую сторону от дороги находилась впадина с довольно крутым склоном, обрывавшимся на три метра вниз. На краю впадины росли ели, отбрасывавшие густую тень, в которой мы и укрыли танк. Там же находилась и другая машина, отошедшая назад раньше нас. Основные силы роты двинулись в обход слева к опушке леса, чтобы обстрелять город оттуда.

Тем временем активизировались истребители-бомбардировщики, действовавшие в основном против 3-й роты. У дороги, шедшей от Одени, метрах в двухстах или трехстах от перекрестка, был карьер с довольно крутым склоном справа. Здесь занимало позицию одно из наших 37-мм зенитных орудий, немедленно открывавшее огонь, стоило только появиться низко летящим американским самолетам. Раз за разом на протяжении нескольких часов группы истребителей-бомбардировщиков атаковали зенитку. Учитывая характер местности, для атаки самолеты могли выбирать только один путь. Зенитчики открывали огонь, несмотря на количество атакующих истребителей-бомбардировщиков. Достойный пример для подражания!