Год лемминга - Александр Громов

– Пока нет. Я сунулся – он занят. Тогда я к вам… Дело-то спешное.

Врать он не умел. Таких, как он, Малахов повидал достаточно – прямо классический тип из школьной программы. Наивные карьеристы, воображающие, что их способности не оценены должным образом на том месте, которое они занимают, и примерно в одном случае из десяти убежденные обоснованно.

Этот – точно обоснованно. Быстрый разумом Невтон, провалиться бы ему… Додумался, паразит, в одиночку, в режиме тихой сапы! Ай да Воронин – каких орлов собрал под свое крыло, какие мозги! Ай да Малахов – позволил ему их собрать! Вот и сиди по уши в дерьме… Можно еще утешать себя тем, что от голой идеи до практической реализации дистанция огромного размера – но лучше подстраховаться.

– Пейте, не стесняйтесь, это хороший кофе… Значит, так: пока никому ни полслова, особенно Воронину. Возможно, есть смысл создать особую группу под вашим руководством. Подумайте пока, но только без предварительных бесед, кто из ваших коллег мог бы в нее войти… и побрейтесь, наконец. Я вас вызову.

Не успел еще окрыленный Самохин закрыть за собой дверь, а Малахов – набрать код спецсвязи, как мир качнулся и рухнул. Боль была адская. Он знал, что ее не миновать, и был готов к раскаленному гвоздю – но не к молнии, обрушившейся на затылок.

Темно…

Ощупью – горсть таблеток. И водка – залпом, из горлышка. Хорошо, догадался держать под рукой оба ингредиента… Его едва не вытошнило прямо на стол, организм противился отраве как умел. Но – и на этот раз сдался, и отхлынула от глаз тошнотная чернота.

– Еще два кофе, Фаечка!

Две минуты спустя вызванный уже сидел перед ним – гладенький, аккуратненький, глаза чуть навыкате, лицо как будто на смазанном кадре. Формально его подразделение нигде не числилось, этого человека как бы не было вообще. Совершенно незаметная личность с забавной фамилией Колено. Как звать – забыл, и незачем помнить. Услугами этого человека Малахов пользовался нечасто и был бы рад не пользоваться вовсе. Чем-то он напоминал ему глубоководную рыбу латимерию, поднятую тралом на поверхность, – гость с иной глубины и совершенно из иного времени. Странно и даже жутковато: проходят исторические периоды, сменяются геологические эпохи, растут и тают ледники – а этот тут как тут, ничего ему не делается…

Малахов кратко изложил суть задания.

– Физическое устранение объекта воспрещаю категорически. От вас требуется лишь нейтрализовать его на ближайшие год-два. Ни в коем случае не причиняя объекту телесных повреждений.

– Это сложнее.

– Не смешите. Строго полкубика препарата в яремную вену. Не мне вас учить.

Он закурил, рассматривая собеседника сквозь кольца дыма. Чересчур просто для человека устроен наш мир… Все, что можно сделать для несчастного Самохина, – не убить его. К счастью, к великому счастью, есть возможность на время превратить его в мирного дебила с частичной амнезией. Потом оклемается.

Колено пил кофе маленькими, аккуратными глотками.

– Легенда на мое усмотрение?

– Никакой легенды. Но без шума. Если вас все же прижмут – вы выполняли мое задание, ответ на мне. Ясно?

– Вполне.

Без лести предан, подумал Малахов. Машинка ты моя безотказная… Оловянный солдатик.

– А ведь дерьмо ты собачье, Колено, – неожиданно сказал он. – Гнида та еще. Какого черта я тебя до сих пор не выгнал – ума не приложу…

Колено и ухом не повел. Нервы у него были железные, и изображать показную оскорбленность он не собирался. Если начальнику приспичило успокоить свою совесть за счет подчиненного, это его право.

– Разрешите выполнять?

– Да, конечно. Идите.

Оставшись один, Малахов какое-то время сидел неподвижно. Он чувствовал себя совершенно оглушенным. Затем механическим движением выплеснул остатки кофе на ковер и налил себе водки.

У Ольги веселились. Компания была не та, что я встретил в ноябре в Песках, – другая. Окажись та самая – я бы немедленно ушел, пока они сполпьяна не поняли, кто сунул свой нос в эту дверь. Черт меня побери, если я стану отрываться от охраны, выдумывать новые финты специально для того, чтобы на меня глазели попрыгунчики!

Я бы все-таки ушел, но Ольга уже тащила меня за руку знакомиться, к счастью, догадавшись представить меня просто-напросто Мишей, своим старым приятелем. Компания реагировала на меня вяло – была увлечена игрой «Сделай сам» в эротическом варианте. Две пары – одна на столе, другая на диване – под хохот и аплодисменты зрителей имитировали с голографическими партнерами такое, чего я никогда не видывал и что вряд ли возможно даже с йогами – анатомия человеческая не позволит таких вывертов… Журналистская братия, что ли? Коллеги Ольги по временной работе? Может быть, да, а может быть, нет, мне без разницы.

Почему я, собственно, ожидал, что застану Ольгу одну? Звонил я ей разве, чтобы предупредить? Да и кто она мне, чтобы с нетерпением ждать моего прихода? Даже не любовница в полном смысле, а так – не пойми кто. От друзей ей отказываться, что ли, ради десятка встреч со мною на протяжении трех месяцев?

Я примостился в уголке так, чтобы видеть их всех. Меня немного мутило. А они – они развлекались как умели, покончив с «Сделай сам»; они пили и пели и даже шутили иногда довольно удачно, не подозревая о том, что их ждет, привычно ощущая себя независимыми людьми, еще не зная, что их теплую компанию уже разделил на две неравные части невидимый чудовищный водораздел: этих – направо, тех – налево… Кто из них не выдержит давления поля первым – вон тот носатый с коктейлем? Или вон та – на пуфике, вальяжная рыжая кошечка? Заунывный нытик с гитарой? Или, может быть, вон тот, что лениво, как-то даже механически флиртует с вальяжной кошечкой и, не выпуская соломинки изо рта, то и дело тычет ею в коктейль, словно комар, вонзающий свой хоботок? Или – страшно подумать – Ольга?!..

Кому из вас суждено уйти? Кому – остаться?

По лицам трудно судить – физиономистику у нас в Школе давали факультативно. Нет, правда, некоторые из вас, ребята, не вызывают во мне раздражения. Охотно верю, что вы-то как раз не подлецы, не потенциальные преступники, не наркоманы даже, не слабоумные дегенераты с деструктивной психикой, – ан не нужны вы, оказывается, организму – человечеству, вот в чем дело. Нет в мире абсолюта, большинство законов мироздания выполняется лишь в среднем, гауссиана танатофилии захватывает «крыльями» и тех, кого не надо бы… А может, не все так просто. Может, не сам по себе человек нежелателен человечеству, а его генотип, а человек – он такое, знаете ли, существо, у него, человека, понимаете ли, дети могут быть, и вот эти-то не родившиеся еще дети могут оказаться потенциально опасными, – а то и не дети даже, а внуки, правнуки и пра-пра-пра-пра…

И суперорганизм – человечество, почуяв угрозу, без колебаний дает команду: лишних – под корень! Всех, кто опасен сейчас, разумеется, а заодно унасекомить носителей опасных генов и просто балласт. Этот суперорганизм еще вполне первобытное животное, и инстинкты его верны и прямолинейны: коль скоро часть человечества подобна раковой опухоли, эту часть следует удалить хирургически. Удивительно, как греческий слепец гениально угадал, по сути, ту же ситуацию: возопила Гея-мать под непосильным бременем… Только зачем же устраивать Троянскую войну, гонять туда-сюда копьеносные толпы, когда есть способ заставить опухоль безболезненно уничтожить самое себя?!