Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

Но далее отроку договорить так и не довелось.

— Кто там темень словами баламутит? — прервал его негромкий, но строгий окрик.

С другой стороны овина послышались звуки лихора­дочной сумятицы, и Чеслав заметил, как из-за угла стре­мительно выскочила неясная в ночи тонкая фигурка и бросилась к дому Зимобора. И одновременно с этим с противоположной стороны донесся быстро удаляющий­ся топот ног. Вдогонку же разбежавшимся несся все так же негромкий, но заливистый смех. Как показалось Чеславу, это был смех Зоряны.

— Зоряна! — позвал он осторожно, не совсем уверен­ный в том, что это она.

— Кто здесь?

Смех резко оборвался.

Чеслав оторвался от стены и вышел в круг лунного света.

— Да никак ты подстерегал меня, Чеслав? — узнала его девушка.

— Сама ведь нынче искала меня. Болеслава мне сказала.

Зоряна покачала головой:

— А так бы и не пришел?

Как ни пыталась, но ей так и не удалось скрыть горечь в своих словах.

— Ты же сама видеть меня не хотела. На поляне, пом­нишь, прогнала?

— Прогнала... — согласно кивнула она головой, а по­сле, отбросив упавшую на глаза прядь волос, чуть дрог­нувшим голосом добавила: — Да как прознала, что гибе­ли сегодня едва избежал... И Стоян был при том...

— Что? Жалость ужалила? — невольно вспылил Чеслав, услышав имя своего неприятеля. — Так погибели моей не только Стоян желает, а и другим, возможно, она ой как в радость будет. Ведь не раз уже только случаем да защитой Великих избегал ее. И с оглядкой теперь хожу по округе, не зная, откуда напасть смертельная налететь мо­жет. А она постоянно рядом где-то — чувствую ее пога­ное дыхание... — словно резанув по давно мучившей гнойной опухоли, уже не сдерживал в себе наболевшее па­рень. — И ночью купальской, о которой тебя выспраши­вал, тоже кто-то смертушкой мне грозил. Вот только не знаю, за кого месть принять придется.

Внезапный пронизанный мукой выкрик девы заставил захлебнуться его пылкую тираду.

— Да ночью той купальской я была с тобой, Чеславуш­ка! — выпалила и замолчала она. Наверное, и сама не ожидала от себя этого признания.

Постояв какое-то время безмолвно, не глядя на парня, Зоряна вдруг чуть качнулась и, возможно, чтобы не упасть, схватилась за его сорочку на груди. Чеслав по этому при­косновению почувствовал, как бьет ее мелкая дрожь, слов­но в стужу озябла.

— Как же ты не распознал-то меня? — Наконец она че­рез силу подняла глаза, желая видеть его лицо. — Аль так головушка кругом шла да мужская сила играла, что и не до того было? — И со стоном добавила: — И нож тот, как про­снулся ты после один-одинешенек на бережку, я в твою сторону метнула...

— Ты-ы-ы?! — не поверил услышанному Чеслав.

— Да я же! — с еще большим отчаянием вырвала из се­бя Зоряна.

В лунном свете лицо ее было почти белым, и холодный блик безучастного светила вовсе не был тому причиной. Сейчас Зоряна испытывала то же чувство, какое пережи­вала тогда, купальской ночью, когда обнажилась перед этим мужем в желании отдаться ему. И совсем не нагота и не стыд самой предложить предаться любощам были тог­да преградой, которую она смогла преодолеть, задавив в се­бе гордость, а то, что он мог той ночью оттолкнуть, не лю­бить, отвергнуть ее. И это было бы сродни удавке, что лишила бы ее возможности дышать. Но тогда он не отверг...

— Понимаю! — эхом донесся до нее ответ Чеслава.

— Да и что ж ты понимаешь?! — вырвалось у девушки с такой болью, словно нож тот сейчас в нее угодил.

— Пожалела о том, что со мной была... Что мне перво­цвет свой отдала...

— Дурень! Дубинушка ты неразумная! — еще прибли­зилась к нему Зоряна, так, что губы стали шептать туда, где под сорочкой гнало взволнованную кровь сердце. — Не жа­лела я тогда, не жалею и сейчас. А нож метнула... Да что­бы ты покоя не знал да думал, что соперник есть у тебя, который за меня и порешить готов. Знала, что не убоишься и доказать свое бесстрашие перед соперником захочешь. Хотела ревность твою разжечь так, чтобы вспыхнула да глаза и душу тебе застила, и тем к себе сильнее привязать. Так сильно, чтобы и не разорвать навеки! А ты... А ты да­же не распознал меня!

Чеслав слушал ее горячие слова-всполохи, пытался вник­нуть в ее пояснения, но давалось ему это с трудом, потому как думал он только об одном: «Нож бросила Зоряна... и смерти вовсе не желала. Но кто ж тогда пытается укоро­тить мне жизнь? И за что?» А последние слова девы, преисполненные, может, и справедливой, но казавшейся сейчас совсем неуместной обиды, даже возмутили его. Он порыви­сто схватил Зоряну за плечи и встряхнул, совсем не думая, что может причинить ей боль, а может, даже желая того.

— Что ж ты раныпе-то всего этого не сказала?! Ведь я бы не ходил тропами ложными, не плутал, как слепец беспомощный! А может, уже бы убийцу чужаков да лю­дей наших распознал.

Чеслав почувствовал, как тело девушки в его руках ослабло, будто какая-то сила ушла из него. И губы ее уже без прежнего запала прошептали:

— Ох, видишь, о чем думы у тебя, Чеславушка. Не обо мне... — И вдруг, словно обретя утерянную было силу, почти прокричала зло, с надрывом: — Да пропади они пропадом, твои розыски!

— Да люди ведь сгинули! — пытался урезонить ее парень.

— А мне, кроме тебя, никого и не надо!

Девичью грудь сдавило железными клещами отчаяния, и как Зоряна ни старалась схватить побольше воздуха, что­бы разомкнуть эти клещи, ей этого не удавалось. Она тяже­ло дышала, словно после долгого бега за тем, что требова­лось ей больше всего в этом диком лесу и вроде было совсем рядом, но стоило протянуть руку — и оно тут же удалялось в неприступные дебри. И она ждала, что Чеслав скажет ей нечто подобное, прошепчет, прокричит. Но он не сказал...

— Думала, забудешь чужачку проклятой крови... А ты...

Оттолкнув его, Зоряна быстрым, неровным шагом бро­силась к дому.

Чеслав кинулся за ней, полагая, что их разговор еще не закончен, но неожиданно споткнулся обо что-то невидимое в темноте и едва не упал, с трудом удержавшись на ногах. Однако эта заминка дала возможность Зоряне добежать к дому и укрыться за его стенами. А из темного дверного проема, похоже, привлеченный их бурным разговором, на порог вышел Зимобор. Чеслав сделал еще несколько шагов и остановился. Мужи смерили друг друга долгими взгляда­ми, не сулящими ничего хорошего, и Чеслав, понимая, что Зоряну он упустил, вынужден был отступить.

Он был зол. Ох, как же он был зол! Он шел в темноте не разбирая дороги, отмахиваясь резкими ударами от возникающих на пути препятствий и круша некоторые из них. Он и сам не замечал, как с губ время от времени слетали резкие слова и брань. Ему хотелось выплеснуть, выкричать эту злость: он чувствовал, что может захлеб­нуться ею, или она разорвет его грудь. Злость на Зоряну, которая, несмотря на все его усилия расспросить ее, до этой встречи не сознавалась, что была с ним в ту купаль­скую ночь и, как оказалось, метнула в его сторону нож; на неведомого убийцу, который по непонятным причинам безжалостно лишил его сородичей жизни, а его — покоя и чувства безопасности; а главное — на самого себя за то, что поддался девичьим чарам и даже не смог распознать чьим, а еще более за то, что оказался слаб найти нелюдя.