Зигзаг неудачи - Валентина Андреева

– А тебе не показалось странным поведение отца после ее смерти? Такое впечатление, что эта смерть была для него ударом.

Дарина меня перебила:

– Он просто искренне сожалел о содеянном! Я же говорю, с головой у него не все в порядке было – иногда не мог понять назначение простых вещей, например, наливал чай в тарелку… Но ведь убийство спланировал. И лекарство приобрел. Я уже потом узнала, что Серафима просила к ней в палату никого из посетителей не пускать. Одна Янка в нарушение всех запретов пролезла. Это было, кажется, в среду или в четверг… Словом, накануне смерти Серафимы. Я ее сразу узнала. Дежурная медсестра Янку со скандалом из палаты выпроваживала. Отца в четверг уже не пустили. Девчонки в справочном отделении помнят, что Леонид Сергеевич Полозов очень просил передать госпоже Лопуховой наилучшие пожелания и извинения за то, что не приехал раньше. Якобы был уверен, что Серафима, когда узнает, кто к ней пришел, сама спустится. Не удостоила…

– А передачу от него приняла?

– Судя по конечному результату – да… Санитарка тетя Дуся передала больной пластиковую бутылочку настоя шиповника и сказала, что это по распоряжению лечащего врача. А то она капризничает и от всего отказывается.

На этом я была вынуждена допрос прервать. В кухню влетела Наташка. Не по собственному желанию. И притормозила только у окна. Оттуда прекрасный вид на зеленые плоды абрикосов, оттягивающих ветки деревьев книзу.

– Блин!!! – вот и все, что она успела гаркнуть от восхищения.

Лешик был более многословен:

– Ма, посторонись, зашибу!!!

Но разве Наташкой можно командовать?! Я сразу поняла, что лететь матери с сыном через открытое окно на землю придется вместе. Но без крыльев. У Наташки обе руки были заняты прихваченными в процессе торможения занавесками, Лешик одной рукой прижимал к груди плеер. А еще я успела порадоваться, что на наших дачах окна не такие большие и размещены достаточно высоко от пола. Тому, что розовых кустов под кухонным окном не было, я радовалась уже с закрытыми от ужаса глазами.

Ошеломляющий грохот возвестил об окончании процесса приземления. И о том, что лучше бы уж под кухонным окном были розы… Немного приоткрыв левый глаз, увидела в оконном проеме Наташку с оторванными занавесками в руках и даже не удивилась.

Лешик, полуприкрытый занавесками, чертыхаясь, валялся у ног родной матери. Разбитый плеер, демонстрируя богатое внутреннее содержание, отлетел в сторону. Отдельные мелкие детали безнадежно пытались спрятаться в сантиметровую щель между мойкой и кухонным столом. Рядом с Лешиком, бормоча извинения и пытаясь его поднять, ползала на коленках Дарина. В дверях, охваченная ужасом, стояла Аленка.

– Почему без стука? – заорала я с перепуга. Просто потому, что надо было что-то сказать.

– Снимите с меня карниз! – довольно вразумительно прошепелявил Лешик. – И отойдите все не меньше чем на три шага. Стука им мало!

– Сейчас, сейчас… – заторопилась Дарина. – Понимаешь, я чисто интуитивно сунулась тебе под ноги. Боялась, ударишься о маму…

– К-как услышишь стук да гром, не пугайся! Это Лешка со своей коробчонкой загремел… – очнулась Аленка.

– Нечаянно?! – взвыл с пола инженер-электронщик. – Сорок пять килограмм брутто такого даже нечаянно не сделают. Выкинь свои весы. Они тебе врут. Или у тебя ручонки с гидроусилителем.

– Лешик предпринял попытку сесть и, несмотря на активную помощь Дарины, это ему удалось. Внешних признаков повреждения на нем не наблюдалось, о чем я радостно возвестила.

– Блин-н-н! – поделилась своими мыслями Наташка.

– У него зубы выпали, – поправила меня Аленка. – Без крови. Просто плохо держались. Слышали, как он шепелявит?

– Это я слегка язык прикусил. И скажи спасибо, что умею падать! А еще требовали, чтобы прекратил полеты на параплане.

– Лешик, поверь, у человека только один язык и его надо беречь. По себе знаю. И зря ты свой плеер с собой на полеты не брал. У него никакого опыта приземления. Хрясь! И вдребезги! – попеняла я летчику и переключилась на дочь: – Силу девать некуда?!

– Так он от двери попятился, там Наталью Николаевну заклинило, и мне на ногу наступил! – жалобно пропищала она. – А руки у меня… Словом, я лучше всех в группе массаж делаю… Пациенты только кряхтят. Ой, отнимите у Натальи Николаевны занавески! Она их примеряет!

Подруга действительно прикидывала на себя веселенькое полотно в желтую клеточку с ровными рядами ромашек. Оно несказанно шло ей, о чем я не преминула сообщить. Наташка благодарно мне улыбнулась и погладила сына по голове:

– Слава богу! Я думала, в нас стреляли… Из винтовки с оптическим прицелом. Причем пулей самого крупного калибра была именно я.

– Подруга внимательно взглянула на Аленку и недоверчиво хмыкнула:

– Ленусик, деточка, зачем ты вообще прорывалась сюда? С боем. Тебя муха укусила?

– Нет. Просто хотела сообщить мамуле, что на рынке, куда мы забрели в поисках фруктов, встретила Красковскую. Ну, ту самую папикову однокурсницу, которая к нему в отделение Серафиму Игнатьевну определяла. Мамочка же ей почти каждый день в Москву названивала. Только без толку. Теперь понятно почему. Но эта Нелли себя как-то странно повела. Я ей рукой помахала, хотела ближе подойти, а она сделала вид, что меня не узнала. Да тут еще, как назло, Ваняша! И так вежливо: «Мама, купи мне, пожалуйста, черешни без червяков». Видели бы, какими глазами на меня продавцы смотрели!

– Интересно! С чего бы это им возмущаться? – удивилась Наташка. – Я сама сколько раз нарывалась! Надкусишь ягоду, а оттуда нахальная морда! Этого самого гада ползучего. Смотрит и улыбается!

– Червяки здесь ни при чем, – сморщился Лешик. – Ванька Алену мамой обозвал. Она и так на свои годы не тянет, а с его подачи получается, что обзавелась сыночком в лучшем случае в тринадцать лет. И подлинных материнских чуств к ребенку не проявила. Тут же сбагрила его «папе». Надо сказать, Славка это звание носил с честью. По всему рынку. Вместе с Ванькой на шее. Пока Ленка носилась в поисках своей Красковской.

– Алена, а ты не могла ошибиться? – спросила Наталья. – Может, померещилось. Ну знаешь, бывает же, когда смотришь в книгу, а видишь фигу. Вот и тут…

– Нет! – решительно ответили мы вместе с дочерью.

– Нет, – уже менее решительно, но упрямо повторила я. – Все правильно. Каждый участник негритянской трагедии старается замести следы.

Дарина осталась под негласным домашним арестом. Не без моей помощи. Пришлось привести в ее защиту почти все разумные доводы, которыми я располагала. И чем больше рассказывала, тем мрачнее становилось лицо Андрея. Он тяжело вздохнул:

– Нельзя было Дмитрию Николаевичу вас из дома выпускать. Всю нечистую силу к себе как магнитом притягиваете. Но кто ж мог подумать, что основные события перекинутся сюда…