Убить фюрера - Олег Курылев

Нижегородский уронил голову на руки, но тут же снова поднял ее и вопросительно посмотрел на Каратаева.

— Что скажешь?

— Но, Вадим, Гитлера же нет, — пробормотал тот недоуменно. — Ты что, забыл, что он где-то в Америке?

— Не беда. Главное — он жив. Я сам поеду туда, разыщу его и привезу в Мюнхен.

— Но он же тебя узнает!

— И на здоровье. — Нижегородский достал из кармана пилку для ногтей и принялся, как это часто с ним бывало во время серьезного разговора, подправлять маникюр. — Я не сделал ему ничего плохого. Устроил на самый лучший пароход, а то, что тот утонул, так в этом моей вины нет. Что касается его богатого родственника, то пока Гитлер валял дурака, скрываясь под чужим именем, тот отдал богу душу, и эта тема отныне закрыта. А на родине его ждут великие дела. Он поверит в свое предназначение, будь спокоен. До войны еще год. Поживет здесь, пооботрется, и все наладится. Главное — мы знаем, где нужно вносить поправки в случае каких-то отклонений. Когда «Туле» создаст свой кружок для рабочих, мы сами внедрим в него нашего Альфи, если этого не сделают другие. И не просто внедрим, а подскажем, что и как делать дальше. Как видишь, не все потеряно, а многое не так уж и сложно исправить. Зато какая грандиозная цель! Мы избавим мир от коричневой чумы, спасем миллионы людей и тысячи городов.

Нижегородский встал и, подойдя к окну, распахнул створки. В комнату хлынул прогретый жарким солнцем воздух. Он был наполнен испарениями мокрой земли, ароматами потревоженной грозой флоры и щебетом птиц.

— К сожалению, чтобы достичь этой цели, нам придется стать циниками, — снова заговорил Вадим. — Мир должен пройти через войну, а Германия — через обиду и унижение. Только так здесь смогут вызреть гроздья гнева и пасть монархия. Это как очистительная гроза. Она смоет с лица земли три империи…

— Четыре, — поправил Каратаев, потихоньку приходя в себя. — Погоди-погоди, ты серьезно полагаешь, что я смогу возглавить НСДАП? Стать лидером нацистов?

— А что? В ту пору, когда это произойдет, они будут тихими и скромными. Обыкновенная левая партия национал-реваншистского толка, набранная из простонародья. Их свастика вовсе не будет чем-то одиозным, а малочисленные отряды СС еще не сделаются карательным органом. Ты продолжишь устраивать парады (немцы обожают парады) и выступать с речами на съездах. Список всех речей фюрера у тебя имеется. Мы их только откорректируем, а скорее всего, напишем новые, постепенно отойдя от оголтелого антисемитизма. Став канцлером, ты, разумеется, не допустишь никаких «нюрнбергских законов», согласно которым евреям запретят даже держать канареек. Мы пошлем куда подальше Розенберга, Геббельса и всех прочих кликуш по списку. Что касается других партий, то их все же придется поприжать: необходимо завершить процессы брожения и стабилизировать умонастроения. Ведь общество, Каратаев, — это как вино, которое может быть и бурлящей брагой в котле, и выдержанным, разлитым по бутылкам рислингом. А потом, когда НСДАП останется единственной политической силой, мы торжественно распустим ее за ненадобностью и создадим первое в мире государство без королей и партий. Только территориальное представительство, несколько традиционных религиозных конфессий и кружки по интересам. Любая же внутриполитическая деятельность будет запрещена конституцией.

— Как по Марауну, что ли?

— По какому еще Марауну?

— Неважно. Так ты действительно решил вернуть сюда Гитлера?

— Ну да, да! Тысячу раз да!

Нижегородский был в восторге от своей идеи. К черту мышиную возню, вот то, что он искал!

— Проведем шикарный исторический эксперимент. Кстати, буквально на днях на гамбургском «Вулкане» достроили «Император». На сегодняшний день это самый большой трансатлантик в мире. Сто двадцать часов — и ты на Бродвее. А впрочем, почему бы нам не воспользоваться баронской яхтой? Его посудина по-прежнему в Гамбурге. Мы оплатим ему не только фрахт по самому высшему разряду, но и сверх того. Заодно поддержим старика. Я договорюсь с Георгом, и ты подгонишь «Каринду» в Лондон или Ливерпуль к началу июля и заберешь меня оттуда. Я прозевал майские скачки в Нью-Маркете, июньские в Эпсоме, поэтому Сент-Леджер не пропущу ни за какие коврижки. Даже ради фюрера.

— А дела? Мы что, теперь забросим все дела на целый месяц?

Вадим удивленно посмотрел на компаньона: уж кто бы говорил о делах.

— Какие дела, Савва? Наши шахты стабильно работают, а трубы дымят. На заводах «Сименса» исправно наматывают проволоку на роторы суперсовременных электродвигателей, «АГФА» выпускает километры мелкозернистой кинопленки, а дефосфоризация эльзасской руды дает эшелоны прекрасных фосфатных удобрений. Все крутится и без нас. Вильгельм (если ты не забыл — это наш столичный поверенный и шеф моей брокерской конторы) заплесневел в Берлине от безделья. Нет, кое-что я, конечно, предусмотрел. Через несколько дней, как ты знаешь, забастовка в Чили. Она ненадолго собьет несколько процентов с медных акций, так что на двадцатое число я распорядился прикупить еще тысяч на сто. Большего делать не нужно, положись на меня.

Нижегородский нажал кнопку звонка, установленную по его распоряжению на боковой стенке камина. Когда появилась Нэлли, она была в строгом черном платье и белом накрахмаленном переднике. Только влажные волосы еще выдавали ее участие в недавней спасательной операции под градом молний и потоками воды. Вадим поднялся ей навстречу.

— Вот что, фройляйн Нэлли, не могли бы вы покормить нас сегодня чуточку пораньше? Эта гроза нагнала такой аппетит, что герр Август уже бросает нездоровые взгляды на толстяка Густава.

— У меня все готово, согласно утвержденному меню на эту неделю, господин Вацлав, — радостно ответила девушка.

— Прекрасно, но к утвержденному меню добавьте чего-нибудь мясного с чесноком и редькой, вчерашней жареной форели (у вас ведь еще осталась), пошлите Павла к фрау Блюхер за ее фирменным салатом и увенчайте все это какими-нибудь фруктами. И оливок, непременно оливок, фаршированных орешками. Попросите также Гебхарда принести из подвала пару бутылок ла гафельер и чего-нибудь попроще и покислее, вроде двухлетнего божоле. Это к мясу, — пояснил он Каратаеву.

Через час компаньоны бренчали ножами и вилками в столовой, обмениваясь впечатлениями от шато ла гафельер — темно-красного вина разряда премьер гран крю из винограда, собранного на берегах французской Дордони в 1905 году.

— Как все вкусно, — не переставал повторять Нижегородский, когда из раздаточной комнаты с очередным блюдом появлялась Нэлли. — Кто же будет кормить нас в путешествии? — Он вдруг замер с набитым ртом и посмотрел на девушку. — Скажите, фройляйн, вы когда-нибудь плавали по морю? Нет?.. А хотите?

— Не знаю. А зачем?

Каратаев оторвался от своей тарелки, недоуменно посмотрел на сотрапезника, потом на экономку.

— Хотите прокатиться по океану на шикарной яхте? — продолжал Нижегородский. — Я вполне серьезно. Мы с Августом должны съездить в Новый Свет на пару недель. Так как? Что вам тут делать без нас? Нет, правда, Савва, — вопросительно посмотрел он уже на Каратаева.