Скитальцы океана - Богдан Сушинский

И вообще, над ситуацией, которая создалась на борту «Нормандца», еще стоит поразмыслить. Может, это и к лучшему. Утолив свою взбудораженную плоть, погасив бездумную страсть, барон в конце концов обретет способность принимать тебя, Констанцию Грей, более спокойно, а значит, и вдумчиво. И не только в качестве невесть откуда свалившихся на него бренных, греховных женских телес.

Укротив себя таким, сугубо женским, образом, Констанция поднялась и уже довольно спокойно прошлась по каюте. Ведь если разобраться… Анна – всего лишь кость, которую она швырнула и Рольфу, и всем остальным членам экипажа: развлекайтесь, джентльмены! Так или иначе, Норвуд уже не могла дальше скрывать своего происхождения, у нее это не очень-то получается. Странно, что она продержалась до сих пор. Эта история должна была всплыть: если не в отношениях с Рольфом, то уж, совершенно точно, в отношениях с Джессом Марром.

«Что же касается тебя, – угнетенно молвила себе Констанция, – то в своей жизни ты и так наделала уйму всяких глупостей. Так что на сей раз тебе лучше оставаться спокойной и мудрой. Ибо вполне возможно, что именно теперь решается твоя судьба».

1

Войдя в каюту капитана, Анна прежде всего извлекла из-за пояса пистолет и нож, добыла из ножен абордажный кортик и положила все это на черневший слева от двери рундук, на котором уже лежали подзорная труба и какие-то бумаги капитана. Проделала она все это с такой обыденной деловитостью, словно чувствовала себя здесь хозяйкой. А что касается барона, то она его попросту не замечала.

Рольф в это время сидел в глубине просторной каюты, за столом, за которым обычно собирались на свой совет офицеры, и внимательно, напряженно следил за каждым ее движением.

– А здесь у вас уютно, капитан, – проговорила Норвуд, словно вошла не в каюту, а в холостяцкую обитель барона.

– Да, в общем-то здесь… Был бы «Нормандец» на плаву… – неуверенно поддержал ее Рольф, обнаруживая, что основательно подрастерялся.

Вот если бы Анну пришлось заманивать к себе, добиваться признания того, что на самом деле она вовсе не Стив, подавлять ее сопротивление… Тогда он наверняка чувствовал бы себя увереннее. Но тут все по-другому. Вот она. Пришла. Сама. Впрочем, дело даже не в том, что она пришла, а что вообще, в принципе, здесь, на острове, на каком-то жалком осколке судна вдруг объявляется женщина! Хотя, казалось бы, откуда она могла здесь взяться?! Дивные дела творятся нынче под господними небесами! А ведь как долго и бредово, до маниакальности, мечтал он о таком «явлении грешницы» все время своего отшельничества!

– Главное, чтобы мы с вами всегда оставались на плаву, капитан, а корабль найдется.

– Садитесь… юнга. – К этому спасительному «юнга» он прибег только для того, чтобы избежать обращения по имени. Оказывается, взять и назвать Стива Анной не так-то просто.

Анна присела к столу и вопросительно взглянула сначала на капитана, затем на стоявшую между ними бутылку вина. Понять значение этого взгляда было нетрудно, поэтому Ирвин тотчас же наполнил кубки.

– За «Нормандец», на котором каждый из нас хоть и чувствует себя очень близко к суше, тем не менее, пребывает на море. Идеальное, Богом благословляемое душевное состояние всякого моряка.

– За «Нормандец», – сдержанно согласилась Анна Норвуд и, стоически осушив вместительный кубок почти до половины, отставила его подальше от себя.

Рольф последовал ее примеру, но продолжал держать кубок в руке, на весу, то и дело рассматривая его содержимое при свете свечи и луны.

– Вы никогда не улыбаетесь, Норвуд. Мне, во всяком случае, видеть вашей улыбки не приходилось. Не слишком ли сурово для юнги?

– Очевидно, не так уж часто случался повод для какой-то особой радости, сэр. Зато ожесточаться приходится очень часто.

– Шторма. Абордажные бои. Матросский кубрик… Суровая жизнь требует суровых людей. Легкомысленных, как и легковерных, море не терпит.

– Вы произносите все это так, словно беседуете сами с собой.

– Так оно по существу и происходит, юнга. Вся наша жизнь – не что иное, как философские диалоги с собственным одиночеством. Которое, увы, с годами и мудростью становится все более молчаливым. Очень скоро вы, Стив, поймете, что я имею в виду.

– Меня зовут Анной, сэр. По крайней мере, сейчас, у вас в каюте. – Паузы, последовавшей после этого ее заявления, вполне хватило бы для того, чтобы капитан мог прийти в себя даже в том случае, когда явление этой женщины было бы для него полнейшей неожиданностью. Однако Норвуд знала, что это не так: Констанций Грей успел основательно подготовить его. – Очнитесь, капитан: я сказала, что меня зовут Анной. Я – Анна Норвуд. Перед вами – женщина.

Если бы Рольф не был так смущен, то заметил бы, что как раз сейчас на смугловатом, обветренном и не очень-то привлекательном лице Анны вырисовалась снисходительная улыбка женщины, которая привыкла к тому, что мужчины не слишком рьяно набрасываются на нее, поскольку она не настолько красива, чтобы сводить их с ума. Однако же и не настолько непривлекательна, чтобы, уединяясь с ней, мужчина мог позволить себе забыть, кто с ним рядом.

– И вы осмеливаетесь признаваться в этом мне, капитану?

– Это самое мудрое, что можно предпринять в моем положении.

Рольф поднялся из-за стола, нервно прошелся по каюте и остановился так, что голова его оказалась в ореоле лунного сияния.

– Вам известно, что на некоторых кораблях женщин-пираток, скрывающих свой пол, судили?

– И даже – какой ужас! – насмешливо развила его мысль Анна, – вздергивали на рее.

– Да, и вздергивали – тоже, – вызывающе подтвердил Рольф.

– Последний такой случай, если не ошибаюсь, произошел, по преданиям, в прошлом веке.

– В нынешнем – тоже случалось. Капитаны кораблей понимали, что в открытом океане это единственный способ уберечь команду от поножовщины.

– Исходя из соломонова принципа: «Всем или никому!» Давайте, капитан, валяйте: веревку принести самой, или позаботитесь?

– Ну, о веревке пока речь не идет, поскольку суд команды еще не состоялся…

– Ах, суд пока что не состоялся?! – возмутилась Анна. Она была поражена тем, с каким хладнокровием барон произнес это. Она-то ожидала, что он легкомысленно отшутится. – Так чего вы ждете? Долго ли его созвать, этот «суд команды»? Вашей команды, состоящей из каких-нибудь пяти бродяг… Чего тянете, барон?!

– Уже хотя бы потому, что я все же барон и лейтенант королевского флота, а не предводитель морских разбойников.