Метод инспектора Авраама - Дрор Мишани

– Со стороны кого? – спросила Эти.

Инспектор с минуту помедлил, прежде чем ответить, и Илана сказала за него:

– Со стороны брата, погибшего подростка. Судя по всему, отец застал его во время нападения, и между ними произошла тяжелая разборка.

Авраам вспомнил, что уже много часов не курил.

Эти спросила, есть ли у детей родные.

– Бабушка с дедушкой, – сообщила Лим.

– Мать с дочерью очень привязаны друг к другу, – вмешался в разговор инспектор. – Не думаю, что мать согласится на то, чтобы кто-то, кроме нее, ухаживал за дочерью.

Утром из окна той самой полицейской машины, в которой нужно было привезти мать Офера на допрос, он видел их вместе на тротуаре, ожидающими подвозки Данит в школу. Хана Шараби ни на минуту не выпускала дочкину руку.

– Мать тоже останется под арестом? – спросила социальная работница.

– Да – по крайней мере, на ночь.

– Она причастна к тому, что случилось с сыном?

– Пока нам неизвестно, насколько. Но она совершенно точно причастна к утаиванию фактов. Они выдали версию, которая ее обеляет, – видимо, в надежде, что она останется с детьми.

Дверь открылась, и Маалюль сообщил, что Данит привезли в участок.

Илана с Эти поспешно вышли из кабинета, а Авраам Авраам, не зная, должен ли он к ним присоединиться, остановился у двери. Молодая женщина – видимо, работница школы, в которой училась Данит, – привела высокую девочку-подростка. Та покорно давала вести себя по приемной, среди застывших копов. Шла она мелкими, осторожными шажками. Илана приказала освободить зал заседаний. Авраам увидел, как она входит в камеру допросов, где сидит Хана Шараби, выходит оттуда вместе с ней и проводит ее в зал, куда отвели ее дочку, а потом, оставшись снаружи, закрывает за матерью дверь. Сквозь закрытую дверь и стены инспектор услышал, как Хана впервые разразилась горькими рыданиями.

Полчаса спустя Эти с молодой женщиной увели Данит из участка. Куда – Авраам не знал.

Только около одиннадцати ночи он смог сесть за заключительный отчет для продления ареста. Инспектор взял свою синюю ручку, и его пальцы, как всегда, сразу вымазались чернилами. В участке не было почти никого, кроме него и Шрапштейна. Илана вечером уехала домой, и Маалюль тоже.

Первые слова возникли у Авраама с легкостью – он описал причины заведения этого уголовного дела. Но вскоре полицейский дошел до пункта, в котором следовало описать допрос, начавшийся нынче утром, – и на этом застрял.

– Думаю, это займет у меня много времени, – сказал он Шрапштейну, зайдя в его кабинет.

– Может, я поеду домой и взгляну на отчет утром? – предложил тот.

Причин для отказа у Авраама не было.

Ночи все еще были приятными, не слишком влажными. Светящиеся окна торгового центра, городской библиотеки и музея вкраплялись во мрак капельками жизни. Авраам Авраам выкурил последнюю сигарету. Дом, стоящий на улице Гистадрут, не был виден отсюда, хотя до него было совсем недалеко. Его заслоняли песчаные дюны, возвышавшиеся между жилыми домами, в окнах которых уже были опущены жалюзи. К утру они поднимутся.

Инспектор вернулся в свой кабинет.

Следовало в сухих предложениях изложить то, как Рафаэль Шараби раньше жены вернулся домой и нашел сына в комнате дочери. Следовало выразить на бумаге то, как отец потерял над собой контроль, оттащил от нее сына, дал ему затрещину и с силой отбросил его к стене, как голова Офера шмякнулась о стену и он, бездыханный, свалился на пол. Следовало написать, что по прошествии какого-то времени отец засунул тело сына в большой чемодан, стащил перед рассветом этот чемодан по темным ступенькам вниз и впихнул в багажник своей машины. Согласно его признанию, жена просила немедленно сообщить об этом в полицию, но он не дал ей этого сделать. Он принудил ее лишь на следующий день обратиться в полицию округа Аялон и заявить об исчезновении сына. Она не хотела так поступать, но побоялась мужа. Отец скрыл то, что сделал с сыном, из страха перед ожидающим его наказанием, а боялся он за то, что станется без него с его семьей. Аврааму надо было описать, как Рафаэль Шараби сбросил чемодан с телом Офера с палубы в открытое море – ночью, более чем через двенадцать часов после того, как корабль, на котором плыл этот груз, вышел из порта Ашдод и находился вдали от какого-либо берега. А когда Рафаэль вернулся в Израиль, жена снова умоляла его рассказать полиции все, что произошло, но он ей не позволил. Позже они обнаружили, что ранец Офера остался в его комнате, и тогда отец запихнул внутрь несколько учебников и выбросил его в мусорный контейнер в Южном Тель-Авиве. Следовало написать, что поиски Офера в море будут продолжены с учетом финансовых затрат, если только чемодан с его останками не будет еще раньше выброшен на берег.

Но инспектор не смог написать ни слова. Ручка в его руке опустилась вниз.

Папка с делом лежала перед ним открытой. И среди разных бумаг ему вдруг бросилась в глаза написанная черными чернилами рукопись Зеева Авни. Внезапно Авраам снова схватил ручку и начал писать.

Послать это письмо было некому.

Инспектор смял листок и запихнул его к себе в карман, чтобы никто его не нашел.

Он ответил Марьянке в субботу перед обедом, из дома. Написал, что расследование закончилось и Офер мертв, и что еще не ясно, где и как будут проводиться поиски его тела. Полиции Кипра, Турции и Греции передана просьба оповестить полицию Израиля в том случае, если чемодан с телом мертвого подростка будет выброшен на берег или найден в море местными рыбаками. Авраам не стал добавлять подробностей, потому что решил ни с кем не вести разговоров о том, что случилось.

Меньше чем через полчаса пришел ответ. Марьянка выражала свои соболезнования и спрашивала, как поживает он сам. В конце своего короткого сообщения она написала: «Иногда молитвы не помогают». Инспектор ответил, что поживает плохо и что собирается взять отпуск, чтобы прийти в себя, и спросил, как она. На этот раз девушка ответила спустя несколько часов, ночью, и он прочел ее письмо в воскресенье в полседьмого утра, вскоре после того как проснулся. Марьянка писала, что рассталась с Гийомом и что у нее тоже времена не из лучших. Их с Гийомом совместные смены в транспортной полиции не делают расставание более легким, и она тоже подумывает об отпуске. Не объяснив самому себе, пишет ли он это из вежливости, Авраам пригласил ее провести отпуск в Израиле и пообещал вознаградить за экскурсию по Брюсселю. В Бельгии было полшестого утра, но она ответила сразу, одной фразой: «Ты серьезно?» Он ответил одним словом: «Да».